 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
10
бессмысленность затеи отгородить социологу кусок территории, где он с полным правом мог бы
заниматься своим делом. Подобно Дж. Уэсли социолог вынужден будет признать своим
приходом весь мир, но, в отличие от некоторых его современных последователей, он с радостью
разделит этот приход со всеми другими. Есть, однако, один путешественник, с которым социолог
чаще, чем с другими, будет встречаться на своем пути. Этот путешественник - историк. В самом
деле, стоит только социологу обратиться от настоящего к прошлому, как предмет его интересов
будет очень трудно отличить от предмета интересов историка. Но оставим рассмотрение их
взаимоотношений на потом, а пока ограничимся лишь одним замечанием: путешествие
социолога было бы значительно обеднено впечатлениями, если бы он не встретился с другими,
преследующими свои интересы, путешественниками.
В любой области познания, стоя на пороге какого-то открытия, можно ощутить
возбуждение. В некоторых областях знания оно связано с открытием неведомых и немыслимых
ранее миров. Подобное возбуждение переживает астроном или физик-ядерщик, заглянувший в
антимир, располагающийся за границами той реальности, которую человек в состоянии
воспринимать. Его может испытывать также бактериолог и геолог. Несколько иное волнение
переживает лингвист, открывающий новые пласты человеческого самовыражения, или
антрополог, исследующий обычаи народов далеких стран. Во время таких открытий, если их
принимаешь близко к сердцу, расширяется сфера осознаваемого, а иногда происходит и
существенная трансформация самого сознания. Мир оказывается еще более удивительным, чем
это можно было вообразить в мечтах. Совсем по-другому переживает такой момент социолог.
Иногда, правда, и он проникает в совершенно не известные ему дотоле миры, будь то
преступный мир, мир экзотической религиозной секты или особый мир профессиональной
группы - врачей, военных командиров, творцов рекламы. Но все же большую часть своего
времени социолог проводит на таких участках жизни, которые хорошо знакомы и ему, и
большинству окружающих его людей. Он исследует сообщества, институты и их деятельность,
т.е. то, о чем можно каждый день читать в газетах. В его исследованиях привлекает не
возбуждение от встречи с чем-то неизвестным, а скорее то, что привычное приобретает
совершенно новый смысл. Очарование социологии заключается в том, что, приняв ее
перспективу, мы начинаем видеть мир, в котором прожили всю свою жизнь, в ином свете. Она
производит определенную трансформацию сознания. Более того, эта транс формация
экзистенциально оказывается более значимой по сравнению с той, которая производится другими
дисциплинами, потому что ее воздействие труднее ограничить какой-нибудь одной сферой
сознания. Астроном не живет в отдаленных галактиках, а ядерный физик, выйдя из лаборатории,
может кушать, смеяться, жениться, не думая о внутреннем строении атома. Геолог занят камнями
только определенное время, лингвист бездумно пользуется речью в разговоре с женой, а
социолог живет в обществе и на работе, и вне ее. Его собственная жизнь неизбежно становится
частью предмета исследований. Люди живут так, как они живут, социологам же приходится
строго отграничивать профессиональную позицию от своих повседневных забот. Честно
выполнять это требование - дело нелегкое.
Социолог исследует обыденный мир людей - мир, который большинство из них назвали бы
реальным. Используемые им в анализе категории являются лишь некоторым уточнением
понятий, которыми живут люди, - «власть», «класс», «статус», «раса», «национальность». В итоге
возникает обманчивое ощущение простоты и очевидности результатов некоторых
социологических исследований. Читая о них, можно в знак согласия кивать головой;
столкнувшись с описанием хорошо знакомого явления, утверждать, что где-то об этом уже
слышал, и вопрошать, неужели людям больше нечего делать, как тратить время на трюизмы'. Но
так бывает до тех пор, пока не произойдет что-нибудь такое, что радикально поставит под
сомнение все наши представления об окружающем мире. С этого момента человек начинает
чувствовать вкус к социологии. Приведем конкретный пример. Представьте себе занятие по
социологии в каком-нибудь колледже южного штата, где почти все студенты - белые южане.
Представьте себе преподавателя, который читает лекцию о расовой системе Юга. Он
рассказывает о том, о чем каждый студент знает с детства, и сама система может быть им
знакома со всеми подробностями лучше, чем лектору, - им это совершенно неинтересно. Как им
кажется, он просто использует более умные слова для описания того, что они сами прекрасно
знают. Так, он может употребить слово «каста», которое в настоящее время очень широко
используется американскими социологами при описании расовой системы Юга. Но, объясняя
