 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
56
как часть нашего внутреннего бытия. Лишь понимание процесса интериоризации дает
возможность осмыслить тот невероятный факт, что на подавляющее число людей в обществе
большинство форм внешнего контроля действует в течение почти всей их жизни. Общество не
просто контролирует наши движения, оно придает форму нашей самоидентичности, нашим
мыслям и нашим чувствам. Наша кожа - не барьер для общества: оно проникает внутрь нас и
обволакивает снаружи. Общество порабощает нас не столько в результате завоевания, сколько в
результате сговора. Но гораздо чаще нас подводит собственная социальная природа. Стены
заточения существуют до нашего появления на сцене, и мы сами их подновляем, потворствуя
нашему пленению.
Общество как драма
Если наше общение на протяжении двух предыдущих глав было успешным, то у читателя
могло появиться ощущение, которому наверняка подошло бы название социологической
клаустрофобии». В таком случае за читателем можно признать право потребовать от автора
некоторого утешения - утверждения человеческой свободы перед лицом множества социальных
детерминант. Однако подобное утверждение в рамках социологической
аргументации, а priori'
связано с некоторыми трудностями, и прежде чем идти дальше, необходимо коротко
остановиться на них.
Свобода недоступна познанию эмпирическим путем. Точнее, мы можем ощущать ее как
некую очевидность наряду с другими очевидностями, но не в состоянии доказать ее
существование с помощью какого бы то ни было эмпирического метода. Если следовать Канту,
то свободу нельзя постичь и рационально при помощи философских методов, основанных на
операциях чистого разума. Неуловимость свободы для научного понимания объясняется не
столько непостижимостью этого феномена (непостижимое встречается нам каждый день),
сколько ограниченностью научных методов. Эмпирическая наука вынуждена оперировать в
рамках определенных допущений, одним из которых является допущение универсальной
причинности. Все, что становится объектом научного изучения, предполагает наличие
предшествующей причины. Объект (или событие), который сам есть своя собственная причина,
лежит вне досягаемости научного познания. Свобода же обладает именно этим свойством, и
потому никакие научные исследования никогда не раскроют феномен, наделяемый качеством
«свободный». Все, в чем субъективное сознание индивида видит свободу, в научной схеме будет
лишь одним из звеньев причинной цепи.
Свобода и причинность не составляют логического противоречия. Тем не менее, они
принадлежат совершенно разным системам координат. Тщетно ожидать, что научные методы
приведут к открытию свободы методом исключения, посредством которого удастся накапливать
причину за причиной до тех пор, пока не будет получен некий остаточный феномен, не имеющий
видимой причины, - его-то и можно будет провозгласить свободным. Но свобода - это не то, что
не имеет причины. Нельзя обнаружить свободу и рассматривая те случаи, когда научные
предсказания не сбылись. Свобода не есть непредсказуемость. Как показал Бобер, если бы это
было так, то сумасшедший был бы свободнейшим человеком в мире. Индивид, осознающий свою
собственную свободу, не исключается из мира причинности, а скорее воспринимает свою
собственную волю как очень специфическую категорию причины, отличную от других причин, с
которыми он должен считаться. Но это отличие нельзя доказать научно.
Здесь может оказаться полезным одно сравнение. Свобода и причинность - не
противоречащие друг другу, а скорее несопоставимые понятия, подобно тому, как не
противоречат друг другу полезность и красота. Одно логически не исключает другое, но
реальность существования одного нельзя доказать путем доказательства реальности другого.
Возьмем конкретный объект, скажем, какой-нибудь предмет мебели, и убедимся, что он отвечает
критерию полезности для человеческого быта - на нем сидят, едят, спят или делают что-то еще.
Однако независимо от доказательства его полезности мы не приблизимся к ответу на вопрос о
том, красив ли этот предмет. Иными словами, утилитарный и эстетический подходы в познании
совершенно несопоставимы.
При научном подходе к обществу приходится сталкиваться с таким способом мышления,
который а priori допускает, что человеческий мир - это причинно закрытая система. Мыслить
иначе – значит выйти за рамки научного метода. Свобода как особый вид причины исключается
из системы, а priori . Изучая социальные феномены, ученый должен допустить бесконечный
