Navigation bar
  Print document Start Previous page
 58 of 74 
Next page End  

58
социологической интерпретации, иначе говоря, что социологическая трактовка включает в себя
представленную в обществе интерпретацию смыслов.
С этой точки зрения, каждая социальная ситуация поддерживается производством смыслов,
привносимых в нее различными участниками. Ясно, конечно, что в ситуации, смысл которой
жестко установлен традицией и общим согласием, отдельный индивид едва ли преуспеет в
попытке предложить дефиницию, отличную от общепринятой. Однако, как минимум, он может
осуществить свое отчуждение от нее. Сама возможность маргинального существования в
обществе уже свидетельствует о том, что обще принятые смыслы не всемогущи в своей
принудительной силе. Еще больший интерес представляют те случаи, когда индивидам удается
собрать вокруг себя некоторое количество последователей и заставить, хотя бы самых близких из
них, признать отличные от принятых в обществе трактовки окружающего мира.
Эта возможность прорыва сквозь социально «принятый мир как данность» разработана
Вебером в теории харизмы. Термин «харизма», взятый из Нового Завета (где он, впрочем,
употребляется в совершенно ином смысле), обозначает такой тип социального господства,
который основывается не на традиции или законе, а на необычайно сильном влиянии
индивидуального лидера. Прототипом харизматического лидера является религиозный пророк,
который ниспровергает установленный порядок вещей именем некой высшей власти, данной ему
от Бога. Вспомним исторические фигуры Будды, Иисуса и Магомета. Однако харизма может
существовать и в мирской жизни, особенно в политике. Здесь уместно вспомнить Цезаря или
Наполеона. Примерную форму такого харизматического господства, утверждающего себя в
противовес установленному порядку, можно найти в много кратно повторямых утверждениях
«Вы слышали, что сказано,.. Но Я говорю вам...». В этом «но» заключен призыв по
справедливости устранить все, что до этого сковывало. Как правило, харизма несет в высшей
степени страстный вызов силе предопределения. Она заменяет старые смыслы новыми и
радикально переопределяет основные посылки, касающиеся человеческого существования.
Харизму не следует понимать как некое чудо, которое является нам без всякой связи с
предшествующими событиями и независимо от социального контекста его появления. В истории
нет ничего, что бы было свободным от прошлого. Кроме того, как следует из более детально
разработанной Вебером теории харизмы, необычайная страстность харизматического движения
только в редких случаях сохранялась дольше одного поколения. По словам Вебера, харизма
неизбежно «рутинизируется», т.е. «растекается» по структурам общества во все менее
радикальных фор мах. За пророками следуют папы, за революционерами -
администраторы.
Когда великие катаклизмы религиозной или политической революции остаются позади и люди
начинают жить при, якобы, новом порядке, тогда неизбежно оказывается, что про изошедшие
изменения были не столь уж тотальными, какими представлялись поначалу. Там, где мятежный
пыл начинает спадать, появляются экономические интересы и политические амбиции. Старые
привычки вновь заявляют о себе, и порожденный харизматической революцией порядок
начинает обнаруживать обескураживающее сходство с ancien regime, который низвергался с
таким ожесточением. В зависимости от ценностей, разделяемых индивидом, это может опечалить
или устрашить его. Между тем нас интересует не бесполезность восстаний в долгосрочной
исторической перспективе, а прежде всего сама их возможность.
В этой связи следует заметить, что, несмотря на ясное пони мание недолговечности
харизмы, Бобер рассматривал ее как главную движущую силу истории. Сколь сильно ни
проявлялись бы старые шаблоны в ходе «рутинизации» харизмы, мир никогда не становился
снова тем же самым. Даже если произошедшие изменения были не столь грандиозны, как того
желали и на что надеялись революционеры, от этого они не становились меньше. Иногда лишь по
прошествии длительного времени выяснялось, насколько глубоки они были на самом деле. Вот
почему едва ли не все старания контрреволюционеров в истории оказывались тщетными, как об
этом свидетельствуют, например, Тридентский Собор»' или Венский конгресс». Извлекаемый из
истории урок для нашего социологического подхода прост, почти банален, но оттого не менее
существен для более сбалансированной картины:
Левиафану предопределенности можно с успехом бросать вызов. Ту же мысль можно
выразить негативистски: мы можем отказаться от сотрудничества с историей.
Впечатление неумолимости истории, содержащееся в дюркгеймовском и сходных с ним
взглядах на общество, создается отчасти из-за недостаточного внимания к самому историческому
Hosted by uCoz