 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Столь же неправильное, сколь типичное для западной психологии представление этой структуры
таково, что самым поверхностным слоем (я сказал бы, оболочкой) выступают идейно-этические
образования, а самым внутренним ядром личности — инстинктивные влечения (пищевое, половое). Но
что остается от этого представления в свете приведенных примеров? Если суть, ядро, глубина личности
заключается в том, что пронизывает и определяет все ее поведение и всю жизнь, то ясно, что для одной
структуры, более совершенной, это будут идейные побуждения, а для других — инстинктивные.
В отдельных случаях голод у одних вызывал обострение самозащитной тенденции, жадность,
заботу о себе.
У большинства наших людей даже самый жестокий голод и истощение, угрожающее жизни, не
могли снизить высокого этического уровня поведения.
Массовые примеры мужества и самоотверженности, представляющие победу сознания долга над
импульсами инстинкта самосохранения, показывают нам, что являлось внутренним побуждением
человека, что составляет собственно ядро его личности.
Нервно-психические нарушения, связанные с нервно-психическим перенапряжением или
истощением, показывают нам лишь те случаи, в которых огромное нарушение, вызванное требованиями
обстановки и обязанностями человека, становясь непосильным для его слабеющей нервной системы,
вызывает болезненное состояние. Но в случаях болезни моральная стойкость человека мобилизовала
силы организма до возможных пределов.
Реакции при больном мозге все же остаются реакциями личности, а поэтому подчиняются
законам психологии отношений. Личность декомпенсируется ударами по линии значимых для нее
отношений. В этом смысле чрезвычайно важно то, что переживание инвалидности значительно
перестраивает всю систему отношений человека к окружающему и само по себе определяет
сверхреактивность, которая еще больше изменяет нарушенную динамику мозга.
В связи с этим существенной, хотя и требующей иного освещения, оказывается проблема
«ответственного отношения к своему здоровью».
Если на одном полюсе стоят здоровое стремление и усилие, направленное на то, чтобы
преодолеть и компенсировать возникший в военных условиях дефект, то на другом полюсе стоит
ипохондрическое внимание к своим болезненным состояниям, и не только недостаток стремления
преодолеть их, но и склонность использовать их для устройства своих дел.
Если у нас эта «установка на болезнь» значительно менее заметна, чем в первую мировую войну,
то все же в некоторых случаях упускать ее из виду не следует, строго, впрочем, дифференцируя, для чего
сейчас имеется достаточно экспериментально-клинических возможностей, претензии при здоровом и
при больном мозге.
Мы коснулись лишь кратко и притом не всего опыта. Мы не только отметили новые факты, но и
ряд вопросов, возникающих в связи с ними.
Однако нам кажется, что даже этот беглый очерк характеризует огромный и новый материал,
которым обогатил нас небывалый по драматизму и по величию моральной силы наших людей опыт
войны.
Разносторонне освещая динамику работы психики и мозга, он потребует много усилий и труда
для его освоения и использования в целях научного и культурного роста. Являясь следствием действия
разрушительных сил, он в диалектике жизни служит задачам творческой работы восстановления и
создания новых культурных, научных достижений.
Личность и неврозы
Проблема неврозов представляет одну из важнейших областей познания личности и ее
патологии. То, что говорилось о личности, ее свойствах, направленности, уровне, структуре и
тенденциях, ярко проявляется в неврозах. Патогенез невроза нельзя понять, не учитывая структуры
личности и ее генеза.
Неврозы человека как прежде всего болезненные изменения функций мозга нельзя понять ни по
механизму, ни по происхождению, не зная специально человеческих свойств высшей нервной
