 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
неврологической поликлиники Бахстецем (Е. Bachstez) и Шобером (W. Shober), которые «в процессе
наблюдения за всегда находящимися в боевой готовности, чувствительными и легковозбудимыми
пациентами с сильной реакцией расширения удивительно часто обнаруживали у них необыкновенно
широкое поле зрения». Аналогично и при ваготонии один человек может быть сдержан, зажат до
судорог, до задержки стула в смысле спастического запора, тогда как другой сдержан только в смысле,
внутреннего спокойствия. Подтверждается сказанное когда-то Г¸те в «Годах странствий Вильгельма
Мейстера»: «От природы мы не наделены недостатками, которые не могут превратиться в достоинства,
и добродетелями, которые не могут стать пороками». То, что человек делает из своей симпатикотонии
или своей ваготонии, как он встраивает их в свою жизнь, какую жизнь он строит на их основании, - вс¸
это зависит от духовной личности, а не от тонуса симпатической системы или ваготонуса,
характеризующих его психофизиологический организм. В частности, невро- или психопатическая
конституция совсем необязательно проявляется клинически. И поскольку это так, у нас, собственно, нет
никакого права говорить о большей или меньшей конституционально обусловленной лабильности
нервной системы или психики.
Если мы опять обратимся к вторичному страху, то нужно сказать, что существует не один вид
реактивного страха - это всего лишь первая его форма - с другими формами мы познакомимся позже. В
форме страха перед страхом реактивный страх выступает как рефлексивный страх, то есть его можно
отграничить от транзитивного страха, как мы могли бы назвать фобический страх. Таким образом страх
перед чем-то определ¸нным. Так или иначе, но со временем страх всегда ищет и обязательно находит
какое-то конкретное содержание, какой-то объект. Он конкретизируется, он конденсируется на неком
содержании и на некоем объекте, используя их в качестве центра конденсации.
При этом содержание и объект страха могут альтернировать.
Гизела Р., пациентка в предклимактерическом периоде, обратилась к нам по поводу
астрофобии: она боится молний. Действительно, е¸ дом загорелся от удара молнии. На вопрос, чего
она боится зимой, когда грозы не бывает, пациентка отвечает: «Тогда меня не мучит страх перед
молнией, тогда я боюсь рака». За несколько лет до этого мать пациентки умерла от рака. Рак и удар
молнии -стали ядрами конденсации альтернирующей фобии.
Точно так же возможна противоположная ситуация, когда рефлексивный страх переходит в
транзитивный: пациент боится начальника, потом начинает бояться разговаривать с начальником,
потом начинает бояться разговаривать вообще, потом у него появляется страх перед страхом. Вот
аналогичный случай. Пациентка страдает тяжелейшей эритрофобией. Из анамнеза явствует
следующее: сначала пациентка краснела, когда е¸ мать говорила о некоем молодом человеке, потом она
стала краснеть, когда речь заходила о других молодых людях, впоследствии она начала краснеть и по
другим причинам, и, наконец, она краснеет не только перед матерью, но и всегда, когда боится
покраснеть.
Соматогенные псевдоневрозы встречаются не только в связи с гипертиреозами, но и в связи с
гипокортикозами, при которых проблема заключается не в гиперфункции щитовидной железы, а в
гипофункции надпочечников. Последствия и побочные проявления этого названы нами
психадинамическим синдромом, при котором на первый план выступает деперсонализация. Она тоже
вед¸т к тому, что над соматогенным псевдоневрозом нечто надстраивается, а именно - реактивный
невроз [Как замечает Кранц (Н. Kranz): «Переживания отчужд¸нности или деперсонализации вызывают
сильнейшее беспокойство, продолжительное действие фактора, вызывающего нарушение осознавания
Я, может стать источником существенных отклонений от нормы в реакциях переживания».]. И опять
получается так, что пациент реагирует страхом на то странное, что он переживает, на то зловещее, что
выпадает на его долю - на деперсонализацию. Однако реагирует на вс¸ это, в отличие от пациента с
гипертиреозом, не страхом перед какими-либо последствиями своего состояния, а страхом перед
причинами, которые могут стоять за этим состоянием. Большинство пациентов боятся того, что это
состояние является предвестником или даже признаком психического заболевания, что речь ид¸т о
продроме или даже симптоме психоза. Мы называем это психотофобией. Такие пациенты уже видят
себя в кроватях с реш¸тками и в смирительных рубашках.
И здесь мы снова встречаемся с феноменом потенцирования, так как деперсонализация может
быть спровоцирована форсированным самонаблюдением, прич¸м даже у «нормальных» людей. Мы
