 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Не хочу это выяснять. Я устал. Устал выяснять. Мне просто плохо, действительно плохо.
Это все, что я могу сейчас сказать.
Хол снова заплакал и перестал говорить.
— Я все время вижу лицо Тима. Только мне кажется — да, это он в более раннем
возрасте. Когда ему было четырнадцать или пятнадцать, вероятно. Нет, может быть, даже
меньше. Вероятно, одиннадцать или двенадцать. Он был таким прекрасным ребенком. Мы
так здорово проводили время, отправляясь на рыбалку и разбивая вместе лагерь. О, черт
побери. — Слезы потекли еще сильнее.
— Такой прекрасный ребенок, — сказал я, когда он снова вытер слезы.
— Вы можете повторить это снова. Вы должны были знать его, Джим. Он был
замечательным парнем. Я мечтал о нашем совместном будущем. Знаете, когда я рос, у
меня никогда не было настоящего друга. После того, как я стал взрослым и поступил в
колледж, разумеется, друзья появились. Множество друзей. Некоторые из них были
действительно близкими, но ни одного, когда я был ребенком. Когда я был большим
неуклюжим ребенком. Тим рассмеялся бы, если бы увидел, каким увальнем был его отец.
Нет, он бы не стал. Он всегда был таким рассудительным. Я имею в виду действительно
рассудительным, а не в духе бойскаутов. Я помню, как однажды он...
Так Хол пришел к своему собственному центру. Он вспоминал своего сына и свое
собственное детство. Он начал постигать с помощью своего внутреннего зрения смыслы,
которые так долго ускользали от него.
Кажется, что находиться в своем собственном центре — такая простая вещь. Разве мы
все не находимся там? За исключением некоторых людей с эмоциональными или
умственными нарушениями? Так может показаться, но в действительности все иначе.
Большинство из нас, как Хол, больше привыкли относиться к себе так, как будто отделены
от центра собственных переживаний. Таким образом мы иногда избавляемся от
нежелательных чувств — как, например, от печали, которую сейчас переживал Хол.
Рассматривать себя в качестве объекта — удобный способ избежать чувств и мыслей —
сексуальных или враждебных, невыносимых для нашего сознания. Мы можем уверять себя,
что свободны от этих отвергаемых мыслей и чувств, но получается, что мы дурачим самих
себя.
Цену этого самообмана демонстрируют болезненные и фрустрирующие отношения Хола
со своим сыном. Поскольку эмоции и действия Хола так мало соответствовали его
сознательным намерениям, он постоянно ухудшал отношения, вместо того, чтобы
налаживать их. Выходя из своего внутреннего центра и рассматривая самих себя в
качестве посторонних, мы теряем доступ к тем источникам, с помощью которых можем
управлять своей жизнью. Мы становимся всадниками, сидящими задом наперед и
жалующимися, что лошадь скачет не в том направлении, но никогда не переворачиваемся
сами.
25 ноября
Почти четыре месяца прошло с тех пор, как Хол вступил в контакт со своей
субъективностью в тот день, когда плакал. Каким бы важным ни был этот прорыв для Хола
и каким бы драматичным ни оказался наш взаимный опыт, это было лишь начало.
Сознательно и настойчиво Хол пытался войти в соприкосновение со своим внутренним
чувством, чувствуя себя потерянным и неспособным расслышать его, а затем снова
прорывался к нему. Вновь и вновь Хол следовал этой схеме, пока, наконец, не научился
более произвольно достигать своего внутреннего осознания. Теперь он был уже намного
более способен говорить из своего центра, но то, что он обнаруживал там, оказывалось
печальным и бесплодным.
— Не знаю, Джим. Вначале, когда у меня возникло это глубокое осознание того, что
происходит внутри меня, я почувствовал какой-то подъем. Думаю, я надеялся, что теперь
мы решили все проблемы. Да, я должен признать, что мои отношения с Тимом улучшились.
Я не злюсь на него так часто и так сильно. И, конечно, он тоже изменился. Не знаю, может
быть, ему просто безразлично то, что я делаю. Скажем, между нами меньше
напряженности. Но мы по-прежнему далеки друг от друга; и это меня печалит.
— Вам хотелось бы вернуть ту старую близость, да?
