 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
ее росту. Каждый раз, когда я пытаюсь вмешаться, чтобы помочь пациенту в определенной
жизненной ситуации, я в каком-то смысле ослабляю и его, и себя.
Когда я настаиваю на главном, на том, что происходит именно в тот момент, когда мы с
пациентом находимся вместе (например, когда я помогаю Грэгу разобраться с теми
установками, что поддерживают его злобные и разрушительные отношения с женой), я
помогаю ему намного больше. Раскрытие его потенциала не только положительно влияет
на нашу работу, но вносит также важные улучшения в его работу, отношения с детьми и с
окружающими людьми.
Но я никогда полностью не преодолею искушение быть Богом. Я чувствую — и должен
чувствовать — свою вину за это. Вину в экзистенциальном смысле (в смысле понимания,
что я не сохранил веру в человеческий потенциал моего пациента и в свой собственный.
Однако слишком большое чувство вины тоже является искажением. Я не Бог, чтобы в
совершенстве избегать роли Бога. Сдается мне, только Господь никогда не играет роль
Бога.
Если бы Хол баллотировался в боги, он получил бы мой голос теперь. Находясь под
таким сильным давлением бессознательной потребности верить в свою божественность, он
не имел контакта со своим внутренним чувством. Таким образом, Хол не мог знать себя
настолько хорошо, чтобы правильно слышать других. Единственным способом, который
позволял Холу понимать окружающее и эффективно взаимодействовать с ним, было
радикальное сокращение его мира. Так, он сосредоточился на внешнем, на поведении, на
поверхностном. Отрицал сферу субъективного, прятался от своей человеческой
ограниченности. Он сузил свой мир до размеров, которыми можно было управлять, но при
этом потерял способность руководить своими эмоциями и взаимоотношениями с людьми.
Хол, как и многие из нас, был убежден, что незнание — это неудача, недостаток чего-
либо, противоположность знанию. Когда он пришел к признанию своей ограниченности, то
понял, что незнание фактически является частью опыта познания. Только гении и идиоты
(странная параллель!) не понимают пределов своего знания. Мы — конечные и
смертные — сознаем, что не можем знать все, и вынуждены учитывать, что всегда
существует нечто, ускользающее от рассмотрения. По мере накопления все большего и
большего знания мы также накапливаем осознание своей невежественности во многих и
многих областях.
Хол по-прежнему с охотой учится, но он сбросил ужасный груз попыток сначала узнать
достаточно, а потом уже действовать. Если бы мы действительно знали достаточно, мы
смогли бы доверить все машинам. Как обнаружила Дженнифер, люди требуются как раз в
таких ситуациях, когда решения должны приниматься без достаточного знания, — в
большинстве по-настоящему важных жизненных ситуаций.
Холу необходимо было отрицать свою ограниченность. Ограничения означали для него
смерть и несовершенство. Он добросовестно пытался узнать все о своей
профессиональной области. Пытался быть готовым к тому, чтобы помочь любому, кто
обратится к нему за консультацией. Пытался заставить себя сделать все возможное.
Достиг потрясающих успехов, но внутренне погибал от того, что заставлял себя делать
больше, чем мог сделать человек. Он был вне себя от гнева на своего сына, который ясно
демонстрировал, что больше не считает Хола всезнающим и всемогущим.
Открытие Холом своего внутреннего чувства и принятие своей ограниченности
освободило его от невыносимого груза ответственности и вины. Он позволил себе стать
просто человеком — ранимым, способным ошибиться. Позволил себе кричать от ярости,
осознав свои потери. А потом Хол начал жить своей собственной жизнью и
экспериментировать с изменениями в своем бытии.
Хол понял, что бог обречен на статичное существование самим фактом своего
всезнания и всемогущества.
Борьба Хола за свою жизнь подтверждает некоторые из обобщений, уже сделанных в
этой книге, и проливает свет на некоторые другие аспекты того, как быть живым.
Если я хочу быть полностью живым, я должен принять свою ограниченность так же, как
и свою свободу. Если я пытаюсь знать обо всем и все делать, я буду обречен на то, чтобы
потерять понимание того, с чем я действительно могу справиться. Я не могу знать все,
сделать все, жить вечно. Я могу лишь знать намного больше, чем знаю сейчас, делать
