 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
— О, не могу... Ну, я начала читать газету, а потом... — Она замолчала, и короткая
вспышка понимания озарила ее лицо.
— Да, Кейт? — Я был мягок, но настойчив. Я начал волноваться.
— Я думала о предстоящем визите сюда и о том, что моя сестра сообщила мне: матери
нужна операция, и...
Кейт дрожала. В ее глазах была боль.
— Ваша мать больна?
Темп замедлился но, быть может, ее напряжение каким-то образом связано с матерью
или сестрой.
— Да, Нелли сказала, что это спина. Кажется, она упала в прошлом году. Да,
действительно, я помню.
Я взял ложный след. Тон Кейт был слишком равнодушным, чтобы соответствовать ее
взгляду, который я поймал минуту назад. Я надеялся, что пока не потерял нить.
— Кейт, а что вы думали о визите сюда этим утром? Я имею в виду, за завтраком.
— Я думала еще о некоторых эпизодах из моего детства, которые могла бы вам
рассказать. Я...
Внезапно она замолчала. Я снова испытал предчувствие.
— Кейт, что такое? Я почему-то думаю, что дело не в самих вещах, о которых вы
собирались рассказать. Вы можете подумать об этом сейчас?
— Ну, на самом деле все очень просто. — Ее тон снова стал ледяным. Руки так крепко
вцепились в сумочку, что пальцы побелели. — Я поняла, что у меня возникли
определенные чувства в процессе нашей работы. Думаю, это то, что называют “пере-
носом”.
Конечно! Я должен был знать: потепление ее каменного Я пугало Кейт. Ее внутреннее
основание начало просыпаться.
— Однако я позаботилась о них, так что больше нет никаких проблем. Мне хотелось бы,
чтобы вы, наконец, оказали мне любезность и ответили на вопрос, который я задавала вам
несколько раз: можете ли вы помочь мне?
— И что это были за чувства, Кейт?
— Я сказала вам, что позабочусь о них.
Она говорила холодно и бесстрастно.
— Какие чувства, Кейт? — Я продолжал настойчиво, спокойно и с надеждой.
— Ну, я поняла, что с нетерпением жду прихода сюда, чтобы больше рассказать вам о
своей жизни. Конечно, не в этом смысл нашей работы. Я здесь не для того, чтобы получать
дешевое удовлетворение от слушателя, которому плачу за свой рассказ.
Удар, рассчитанный на то, чтобы оттолкнуть меня, был слишком очевиден.
— Вас пугает, что вы увлечены тем, что рассказываете мне о себе.
Я постарался быть мягким. Я не хотел пока пугать ее, обращая внимание на ее связь со
мной. Я должен был помнить, что целых четверть века она не отваживалась вступать
вообще ни в какие связи с другими людьми.
— Это не только необязательно, но и совсем бесполезно, и, как я говорила вам...
— Очень полезно и совершенно обязательно для нашей работы, чтобы вы относились к
своей жизни всерьез! — внезапно взорвался я.
Было необходимо прорваться через ее отрицание своих чувств, по крайней мере,
частично, иначе сеанс вскоре окончится, и она прекратит терапию, если ее увлеченность
процессом (и мною) снова и снова будет нарушаться.
Лицо Кейт дернулось, когда она услышала мой резкий ответ. Она боролась с ответным
гневом и попыталась снова надеть свою каменную маску.
— Я не понимаю, как... — она колебалась. — Я не думала, что эти чувства так важны
для моей жизни, как вы говорите.
— Кейт, вероятно, в них много разных элементов. Однако для нашей работы именно
теперь по-настоящему важно то, что вы начали соприкасаться со своей собственной
мотивацией вашей жизни и деятельности.
Она размышляла об этом. Я спрашивал себя: не ввел ли я ее в заблуждение тем, что
перевел внимание Кейт в сторону от ее отношения ко мне? Это было то, что пугало ее. В
конце концов нам придется с этим столкнуться. Но пока Кейт не может этого выдержать, и
мы никогда не продвинемся дальше, если сейчас она прекратит свои усилия. Эти чувства
очень важны для нашей работы и для появления надежды на возрождение ее жизни. Кейт
