 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
семнадцати, я прошел через период страхов... ужасных страхов, от которых кровь стыла в
жилах. Хм-м-м. Тогда все вращалось вокруг идеи умирания, возможности больше не
существовать в то время, когда мир продолжает жить без меня. Эти сегодняшние страхи
похожи на страх смерти, но есть разница. Хм-м-м. Тогда я чувствовал уверенность в том,
что существую. По крайней мере, в тот момент я знал, что жив. Я не знал, буду ли жить в
какой-то момент позже — обычно через много, много лет. Но независимо от того,
насколько далеко я отодвигал свою смерть, я был уверен, что сохраню здоровье и
медицинская наука сделает огромные успехи, чтобы помочь мне остаться в живых.
Неважно, насколько я отодвигал ее, сама идея, что рано или поздно я умру, давила на
меня, и у меня перехватывало дыхание, я покрывался холодным потом и чувствовал, что
больше не могу вынести этой мысли.
— Но теперь...
— Теперь это похоже, но все же отличается. Теперь я знаю, что однажды умру, и это
по-прежнему страшно, но отнесено в будущее. Но то, что пугает меня теперь, — то, что я
не думаю, что я... Нет, вероятно, это ближе к... Хм-м. Странно. Минуту назад это было
столь ясным, а в следующий миг я с трудом могу вспомнить, о чем мы говорили.
— На самом деле вы не хотите сейчас думать или вспоминать о том, что заставляет вас
испытывать страх.
— Это правда. Действительно, не хочу.
— Вам бы хотелось просто все забыть.
— Если бы я и вправду мог, да, я хотел бы. Когда я лежал в постели эти шесть месяцев,
я пытался забыть об этом всеми возможными способами. Я говорил вам о телевизоре,
чтении, двух часах занятий бизнесом. Но я и не начинал говорить вам обо всем, что
перепробовал. Вы знаете, что существуют целые книги о том, что делать людям,
прикованным к постели? Вязание, пасьянсы, головоломки, надписывание конвертов для
благотворительных организаций... Я все это перепробовал, и...
Я перебил:
— ...И сейчас вы опять пробуете нечто похожее. Пробуете увести нас от ясного
понимания того, что вас пугает.
— Нет, я как раз думал об этом... Хм-м-м. Ну, может быть... Как бы там ни было, дело в
том, что у меня возникает это ужасное чувство, что на самом деле я не существую, что в
каком-то смысле я плод своего собственного воображения. Хм-м. Я не знаю, что это
значит. Это напоминает мне изречение Беркли: “Быть — это быть воспринимаемым”. И
если никто не воспринимает меня, я не существую. Если я ничего не делаю, я не
существую. И внезапно испаряюсь, просто исчезаю.
— Сейчас вы не кажетесь очень испуганным этим обстоятельством. — Фактически
Лоренс выглядел очень отстраненным от своего испуганного Я и очень схоластичным. В
самом деле, еще и Беркли процитировал.
— Я отгородился от этого. Я и сам чувствую, как заботливо я абстрагировал это — как
будто это часть курса философии.
И он продолжал отгораживаться от этого остаток сеанса и некоторое время спустя.
Случайно во время сеанса Лоренс действительно попытался войти в соприкосновение со
своими страхами, но либо он был слишком напуган, чтобы погрузиться в них полностью,
либо оставался слишком равнодушным наблюдателем, чтобы вступить в контакт с самим
собой.
1 сентября
Иногда страхи возвращались — хотя Лоренс считал, что теперь уже реже. Он
старательно искал способ предупредить эти моменты и постоянно пытался найти какой-то
смысл своего бытия. Через два месяца после описанного выше сеанса Лоренс обрисовал
текущую стадию своих поисков подтверждения своего существования:
— Я не верю в Бога, как вы знаете. По крайней мере, в того Бога, о котором мне
рассказывали в воскресной школе, когда я был ребенком. И, кроме того, это не является
ответом на мой вопрос. Хм-м. О, сейчас я говорю об этом спокойно и рационально, но
иногда по ночам, когда дом затихает, я начинаю думать об этом, и меня охватывает страх.
Я не могу дышать, не могу лежать спокойно, не могу оставаться в постели. Я встаю,
