 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
уверен, бессознательно выражая свое бытие в действии. Постепенно появился новый
элемент, вспышки которого мы наблюдали и раньше, — давно похороненный гнев. Лоренс
стал более раздражительным, менее сдержанным, менее цивилизованным деловым
человеком.
— Извините за опоздание, — сказал он, торопливо войдя в мой кабинет, бросив пиджак
на стул, ослабив галстук и присев на край кушетки. — Какой-то сукин сын спал всю дорогу
на бульваре Санта Моника, где разрыли улицу. Черт! Я готов был врезаться в него. Я
сигналил пару раз, но, думаю, что он после этого поехал еще медленнее. Наверное, я
слишком поздно вышел из офиса, но этот чертов придурок, задержавший меня, оказался
последней каплей. — Он остановился; казалось, первая вспышка прошла.
— Видимо, вы часто сердитесь в эти дни.
— Да. Хм-м. — Его голос стал другим, он обращался не столько ко мне, сколько к своим
внутренним размышлениям. Он лег. — Да. Правда, Джим, я чувствую себя немного
напуганным тем, с какой яростью я набросился на этого беднягу — медлительного
водителя. Думая об этом теперь, я понимаю, что использовал его — так же, как и мою
семью, и мою секретаршу — чтобы узаконить вспышки своего гнева. Я слоняюсь туда-
сюда, задираясь ко всем и каждому. Я просто хочу, чтобы кто-то что-то натворил, и я бы
устроил разгон, но...
— Но?
— Но мне не кажется при этом, что я взбесился. Хм-м. Это больше похоже на то, как
будто что-то во мне хочет выйти, что-то, что было спрятано так долго, что я не знаю, что
это и что оно будет делать, когда выйдет на свет.
Слова Лоренса были вполне разумными, но я ощутил напряжение между лопатками. В
каком-то смысле я приготовился к неожиданностям с его стороны.
— Я имею в виду, что на самом деле я, кажется, озабочен этим чувством. — Казалось,
он не был уверен в том, что хочет сказать.
— Вы не знаете, насколько серьезно можно принимать это чувство дикого зверя внутри
тебя, Ла... Лоренс.
Что? Я чуть не сказал “Ларри”.
— Думаю, лучше принять это всерьез. Я имею в виду, что действительно хотел
раздавить сегодня этого парня, и я знаю, что мне нужно следить за тем, как я
разговариваю с женой и детьми. В последнее время я постоянно огрызаюсь или кричу на
них.
— Кажется, сейчас вы довольно равнодушно говорите об этом.
— Вероятно, да, но... — Он остановился, и когда заговорил снова, его голос уже не
казался спокойным. В его тоне слышались напряжение и опасение, которые снова вызвали
у меня дискомфорт. — Это старая история, Джим. Я рассказывал вам о своем гневе, но
скрывал его подлинную силу и то, насколько я стал бояться совершить нечто такое, о чем
впоследствии буду жалеть. — Он снова остановился. Его напряженность стала еще более
заметной. — Но дело в том, что я не уверен, что хочу и дальше прятать в себе эти дикие
чувства. Я вынужден напоминать себе о том, что может случиться...
— Что может случиться, Лар... Лоренс? — мягко спросил я. Опять чуть не сказал
“Ларри”. Мое напряжение росло, и я представил себе, как он из последних сил пытается
удержать дверь закрытой, а она медленно открывается под действием неконтролируемой и
мощной силы. Мне были знакомы эти чувства. Я много лет подавлял свой собственный
гнев.
— О, не знаю, я мог бы в самом деле ударить кого-нибудь или разбить что-нибудь.
— Вы сейчас убегаете от своих чувств. Они, должно быть, слишком пугают вас, чтобы
взглянуть на них прямо.
— Возможно. Хм-м-м. Я знаю, что не хочу чувствовать, как они растут внутри меня, и не
знаю, что с ними делать. — Он помолчал несколько секунд. — Забавно. Не знаю, каким
образом, но внезапно я стал думать о том лете, когда мне было семнадцать. — Его голос
стал менее напряженным, и я расслабился, хотя и знал, что надвигающаяся гроза еще не
прошла. Лоренс продолжал задумчиво. — Я получил работу консультанта в детском лагере.
Это должно было быть замечательное лето. Я ждал его с нетерпением, и потом по какой-то
причине не поехал, это было большим разочарованием, — закончил он неожиданно слабым
и упавшим голосом.
