 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
— Да! Правильно. Я не хотела, чтобы вы повторяли, потому что тогда вы бы не знали,
что я уже поняла.
— А для вас очень важно, чтобы я знал, что вы слушаете меня и очень хорошо
понимаете.
— О, да. Да, мне бы не хотелось, чтобы вы думали, что я не слушаю вас как следует и
невнимательна и...
— Кажется, вам было бы очень неприятно, если бы вас уличили в том, что вы
недостаточно внимательно меня слушаете.
— Ну да, конечно. — Пауза. — Я... я думаю, это так. Ну, вы же не хотите повторять и
растолковывать мне все по несколько раз. И, разумеется, я должна использовать все, что
вы говорите мне.
— Подождите, Дженнифер, мы снова начинаем этот футбол. — Она слегка успокоилась
от возбуждения, которое начало нарастать в ней.
— Позвольте мне попытаться объяснить вам кое-что еще.
— Да, пожалуйста.
— Я думаю, вы могли заметить: в том, что вы недостаточно внимательны, есть нечто
плохое для вас. Речь не просто о том, что мне придется повторять. Это похоже на то, как
будто вы были бы плохой и неблагодарной девочкой, если бы не обращали должного
внимания на то, что я вам говорю.
— М-м-м. Да, думаю, да. Это бессмысленно, я понимаю. Но в ту минуту это было именно
так — как будто вы были моей матерью. И разозлились бы на меня, если бы я не была
внимательна. Это глупо, я знаю...
— И все же это было именно так, не правда ли?
— О, да! Она становилась такой холодной, когда я не слушала.
— Холодной?
— Очень холодной, а потом говорила, что, очевидно, у меня есть более важные вещи, о
которых я должна подумать, и что она не будет беспокоить меня своими разговорами. О, я
чувствовала себя так ужасно. Мать так заботилась обо мне, а я не слушала. Я всегда была
так рассеянна. Я не знаю, что со мной.
— Что происходило после того, как она говорила, что больше не будет беспокоить вас
своими разговорами?
— Мать вообще переставала со мной разговаривать.
— Вообще?
— Да. Иногда целыми днями. Пока я не начинала плакать и умолять ее простить меня и
обещала больше не отвлекаться и слушать очень внимательно.
Так я впервые познакомился с угрюмой, холодной, отстраненной матерью Дженнифер,
которая всегда обещала близость только в том случае, если Дженнифер будет достаточно
хорошей, но которая никогда не могла снизойти до маленькой девочки, тоскующей по ней.
Часто во время наших сеансов ощущение присутствия матери Дженнифер было таким
сильным, что мне казалось, я слышу и вижу ее в комнате. Дженнифер так прочно впитала
в себя критическую требовательность своей матери, что у меня постоянно возникало
впечатление: как только Дженнифер начинала говорить, ее мать сразу же принималась
критиковать.
Позже я вернулся к вопросу о списке тем для нашего обсуждения.
— Наше время почти закончилось, Дженнифер, и я хочу сегодня сделать еще две вещи.
— Да, конечно. — Она приготовилась внимательно слушать.
— Я хочу еще кое-что объяснить относительно тех списков, которые вы составляете для
обсуждения здесь. На этот раз постарайтесь выслушать меня, не беспокоясь, что я должен
повторяться. Я не говорил этого раньше, но могу снова сказать это несколько раз и
впоследствии, и это не просто будет в порядке вещей, а вообще является частью моей
работы.
— Да, хорошо.
— Самая главная причина, по которой я не хочу, чтобы вы зависели только от списков,
состоит в том, что они отвлекают нас от того, что происходит с вами в настоящий момент.
Совершенно разные вещи — говорить то, о чем напоминает список, или исследовать нечто,
что происходит с вами прямо сейчас. Вы слишком подчинили себя правилам и спискам.
Теперь мы хотим открыть вашу внутреннюю жизнь в каждый конкретный момент.
— Да, я понимаю. Я рада, что вы это объяснили.
