 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
— Да? Не понимаю. Возможно, было бы лучше, если бы я просто спустил все это в
унитаз.
— Вы просто хотите спорить со мной сейчас, потому что чувствуете себя неудобно,
волнуясь по поводу этих идей.
— А что плохого в том, чтобы поволноваться по этому поводу?
— Вам правда нужно это замять сейчас, не так ли?
— Не знаю, что вы имеете в виду под словом “замять”. Получается, что вы все время
говорите мне, что я делаю что-то не так?
— Фрэнк, не хочу опять ходить кругами, как это у нас обычно бывает. Думаю, на каком-
то уровне вы прекрасно понимаете, что просто пытаетесь отвлечь мое внимание, и я
думаю также, что нам необходимо преодолеть эту чертовщину.
— Не знаю, что означает “на каком-то уровне”, на котором я якобы знаю, что вы всегда
правы, а я всегда неправ.
— Вы не перестанете, не так ли?
— Перестать что?
И так далее. Фрэнк не собирался сдаваться.
Я не хотел на него давить. Сегодня он сделал большой шаг вперед из своей пещеры
отшельника. Фрэнк рискнул показать мне что-то, что действительно имеет для него
значение. Он рискнул быть осмеянным или удостоенным снисходительной похвалы,
вторгаясь в область, которая находилась более в моей компетенции, чем в его. Он
отважился обратиться ко мне иначе — не в своей обычной грубо-агрессивной манере.
Конечно, ему нужно было продвигаться вперед — медленно, осторожно, и периодически
отступать назад.
3 октября
— Я работаю в ночную смену, начинаю в 11 вечера и заканчиваю в 7 утра. Большую
часть времени там находимся только я, ночной портье и ночной инженер. Ну и психов мы
насмотрелись! Как, например, прошлой ночью. Около половины двенадцатого эта старая
калоша — думаю, она повидала виды — вошла и смотрит, как я сижу за стойкой портье и
читаю. Она подходит ко мне очень вежливо и говорит: “Нельзя ли мне посидеть немного на
одном из этих стульев, сэр?” Она назвала меня “сэр”, вот это да! Я не обратил особого
внимания, потому что был занят чтением, и я просто сказал: “Конечно, располагайтесь”.
Первое, что я помню, это как старый осел Берман, ночной портье, позвонил в свой чертов
звонок. Я закрыл книгу и подошел к нему. “Кто эта старушка?” — спрашивает он. “Убей, не
знаю”, — ответил я. “Она грязная, а вся ее одежда мокрая, она испачкает нам всю
мебель”, — говорит Берман. И он хотел, чтобы я подошел и спросил у нее, какое
отношение она имеет к гостинице. Конечно, никакого, и тогда Берман велел мне выгнать
ее. “Ради Христа, снаружи льет, как из ведра”, — говорю я ему. Но он сказал: “Вызови ей
такси, если она хочет”. Ну, она не захотела такси. Совершенно ясно, что у нее и на хлеб-то
нет. И я сказал ей: “Простите, но босс велел, чтобы вы ушли”, — а она ответила, что все в
порядке, и поблагодарила меня. Только представьте себе: она меня благодарила!
— Звучит как история из Диккенса.
— Да, вероятно. Я не многие его вещи читал.
— Что вы чувствуете по этому поводу?
— О черт, а мне-то какое дело. Как бы там ни было, через какое-то время, возможно, в
половине второго, я был один в холле, Берман отлучился куда-то, посрать или что там
еще, и внезапно я увидел лицо в одном из окон. Разрази меня гром, если это не была все
та же старая леди. Я притворился, что не вижу ее, а она обогнула здание и направилась к
боковому входу. “Что за черт?” — сообразил я, бросился к боковому входу, схватил ее и
велел идти за мной. Затем привел ее вниз, в котельную, и велел Фоли, ночному инженеру,
дать ей обсохнуть и отдохнуть немного. Он сказал: “Разумеется”, и налил ей своего
ужасного кофе. Затем я побежал наверх, но старый осел был уже здесь. Он хотел знать,
куда я ходил, и я сказал, что отлучился в туалет. Берман сказал, что не заметил меня там,
а я наврал, что ходил вниз. И тут он начал гундеть, чтобы я держался подальше от
помещений для постояльцев. Как бы то ни было, вероятно, Фоли благополучно выпроводил
даму, потому что больше я ее не видел.
— Почему вы это сделали?
