 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
образом, да, или, может быть... Я не знаю. Это звучит приятно и одновременно очень
пугающе.
— Большую часть сеанса ваша левая рука пытается расстегнуть блузку. — Когда я это
сказал, рука действительно наполовину просунула пуговицу в петельку. Внезапно движение
было пресечено. Она лежала очень тихо.
— Луиза, посмотрите на это спокойно, если можете.
Я ждал, пока она соберет себя настолько, что сможет слушать меня:
— Вас, как и меня, учили, что ваше тело, те эмоции и желания, которые с ним связаны,
постыдны и неуместны в большинстве ситуаций. Это внушение, имевшее само по себе
благие намерения, стоило обоим нам многих часов страданий, больших разочарований и
фрустраций. Сейчас вы находитесь здесь, чтобы попытаться освободиться от этих
ограничений, когда они не имеют смысла, и понять, когда они важны,— так, чтобы вы
могли сами осуществлять свой выбор в жизни. Это очень похоже на другие ситуации, о
которых мы говорили, когда вам следовало решить, кто будет управлять вашей жизнью, —
вы или голос миссис Кольтен внутри вас.
Теперь она слушала с подлинной серьезностью.
— Да, конечно. Это то же самое, но в другой области, не так ли? Снова — правила,
установленные миссис Кольтен, и мои трудности, связанные с принятием собственных
решений! Я не думала об этом.
— И вы не думали об этом по разным причинам, но одна из них заключается в том, что
вы научились испытывать стыд за свое тело и за те ощущения, которые для него
естественны. Для вас было проще избежать того, что мы с вами здесь обсуждаем.
— Да, я чувствую, что каким-то образом удерживаю себя от того, чтобы отдаться этому
полностью. Просто мне кажется, вы не можете на самом деле желать, чтобы я говорила о
таких интимных вещах. Это, несомненно, вызовет во мне... разгоряченность. О черт, я не
ребенок. Мне было трудно отдать себе отчет в том, что вы прекрасно знаете: если я начну
рассказывать об опыте Синтии как о своем, я буду сгорать от желания. Мне было бы
стыдно показаться перед вами возбужденной, я хотела обсудить это академически. И я
знаю, так просто не получается.
Она закончила решительным тоном, немного рассерженная тем обстоятельством, что
пришлось преодолеть свои страхи. Я находил ее очень трогательной и привлекательной в
этом порыве смелости.
— Расстегните свою блузку, Луиза! — Я словно поперхнулся, и кто-то внутри меня
закричал с изумлением: “Какого черта ты делаешь, Бьюдженталь? Ты хочешь предстать
перед комиссией по этике, или перед судом, или перед чем-нибудь в этом роде?” Но я
сосредоточил свое внимание на настоящем моменте. Это было очень рискованно, но
сейчас правильное поведение заключалось в том, чтобы следить за Луизой и за собой.
Она ничего не говорила с тех пор, как получила от меня эту инструкцию. Она явно
боролась со своими собственными противоречивыми чувствами. Затем ее руки потянулись к
пуговицам и медленно и осторожно расстегнули одну, немного подождали, затем вторую и
направились к третьей.
— Все?
— Это ваша блузка. И — ваши руки. Теперь вы знаете, что мы пытаемся делать. Вам
решать.
Я ждал.
Третья и четвертая пуговицы были расстегнуты, но блузка оставалась заправленной в
юбку. Теперь Луиза снова колебалась, а я молчал. Я мог разглядеть лишь краешек белья
или кожи, потому что блузка все еще была запахнута. Мне хотелось попросить Луизу
распахнуть блузку, и одновременно я испытывал страх от мысли, что нарушаю
профессиональные границы.
Мысли стремительно проносились у меня в голове, когда я смотрел на Луизу, держащую
руки на поясе своей юбки. Я понял, что она обдумывает следующий шаг. Важно, что это
был шаг, который я не предлагал. Затем она распахнула блузку и развела руки в стороны
одним быстрым и очень соблазнительным движением. Ее простое белое белье прикрывало
полные груди не менее скромно, чем любой купальник, и даже гораздо скромнее, чем
многие, но этот жест был жестом отваги со стороны Луизы, если учитывать все ее
прошлое, и я наполнился теплотой и почти слезным восторгом перед ней и одновременно
сильным эротическим чувством. Другая женщина могла бы раздеться полностью с меньшим
