 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
выставил себе в табеле уйму пятерок по всем предметам, в том числе и по пению, которому нас почти
не учили в связи с перманентной беременностью учительницы, и по психологии, которой вообще не
учили. На задней странице табеля написал:
Я пары палучаю нарошна ни фраир я ни дypaк
я блатной сам с сабой разбирус блять и с вами
законна бес хулегансва че за жись мая кодла мине ставить пять сплюсам и пшли вы на хир.
Кодла - это компания аборигенов Заединичья. Ермила входил в клан «колявых», известный своей
свирепостью и то объединявшийся, то враждовавший с киксами. У колявых водились ножички
(«перья»), в ходу были огрызки опасных бритв. Через посредство Ермилы и я был вхож в это
сообщество, когда-нибудь расскажу...
Сейчас только деталь: Ермила, похожий, как я сказал, на Есенина, писал втайне стихи. Однажды
он показал мне замызганную тетрадку...
Васмое марта
Мама мама я всех абижаю мама я никаво ни люблю
ночю сам сибе угражаю сам сибя я па морди да кpoвu бью
мама мне дали звание хулегана я хужи фсех я дypaк и гавно
ихнее щасте што нету нагана ани фсе баяца а мне все равно
мама миня приучают пapяткy завуч клавдюха клипaит грихи
кaдa я умру ты найдеш титpaткy и прачитаиш маи стихи
мама я ни тaкoй бизабразник мамачка лучше всех эта ты
мама прасти што на этот пpaзник я ни принес цвиты
Есенина Ермила никогда не читал, а писал точно как говорил, игнорируя орфографию и
пунктуацию. Несколько раз уличаем был в кражах: воровал завтраки, ручки, карманные деньги; однажды
вытащил половину зарплаты у физкультурника - то, что взял только половину, его и выдало, и спасло.
Потом в каждой краже стали подозревать его, и на этом некоторое время работал какой-то другой
маэстро, пожелавший остаться неизвестным.
Первым ученикам не было от Ермилы прохода; очкарика Краснова сживал со свету, заставлял
бегать на четвереньках. Клячу тоже доставал: дразнил всячески, материл, подставлял подножки, изводил
«проверкой на вшивость»... Сдачи не получил ни разу, и это его бесило. «Ну что ж ты, Водовоз? Хоть бы
плюнул. У!.. Дохлый ты мудовоз».
И однако, когда Академик рассказывал что-нибудь общедоступное или играл на пианино, Ермила
слушал с открытым ртом и первый бежал смотреть его рисунки и куклошаржи. Когда же я попросил его
оставить Клячу в покое на том основании, что он мой друг, - вдруг покраснел и, накалив глаза добела,
зашипел:
- Хули ты петришь?.. Может, ему так надо, законно, понял?! Может, ему нравится! Может, я
тоже, понял...
Усталость на спуске
Кастет, прости, прошу, пойми и прости! Из -за меня развалился вечер, я виноват, но, поверь, я
не хотел этого, ушел просто из-за бессмысленности...
Не свою музыку можно слушать какое-то время , но потом это становится исчезновением. А
бутылочка с поцелуйчиками... Ты мастер сдерживать тошноту, только зачем, Кастет?..
Я обещал рассказать тот повторяющийся сон ПРО ТЕБЯ - да, я в нем становлюсь почему-то
тобой...
Ты идешь в гору, к вершине, она зовет, ты не можешь не идти, она тянет... Идешь с
попутчиками,
дорога все кручe, попутчики отстают, остается только один - ты с ним говоришь... и
вдруг обнаруживаешь,
что язык твой ему непонятен... Попутчик говорит: «Обрыв, видишь? Дальше
нельзя». Исчезает... А ты карабкаешься - дороги уже нет, только скалы и ветер пронизывает... Чтобы
не было страшно, говоришь сам с собой... и - обрыв!
