 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
среднего и получит от недругов прозвище «низкорослый гигант». Зато какая порода. Сильные тонкие
руки, созданные для шпаги и ласки. Всю жизнь он будет удлинять ноги с помощью языка и любить
крупных дам. Этот пони обскачет многих.
Когда мне было cmoлько
лет, сколько
тебе сейчас, я считал для себя позором, если другой
мальчик выучил лучше меня урок
или лучше меня умел играть в кaкую-нибудь игру. И я не знал ни
минуты покоя, пока мне не удавалось превзойти моего соперника.
Два портрета сохранилось: один в возрасте молодой зрелости, медальонный профиль; другой -
кисти Гейнсборо - анфас, в старости, под париком.
Молодой: яркая мужественность. Крутая шея легко держит объемистый череп. Затылок в виде
молотка - знак здоровой энергии и честолюбия. Благородное ухо, которому суждено оглохнуть.
Решительно вырывающийся вперед лоб и крупный горбатый нос образуют почти единую линию,
обрывающуюся целомудренно укороченной верхней губой, и тут же опровергающий выпад нижней:
укрупненная, явно предназначенная для поцелуев, она образует в углу ироничный хищноватый загиб.
Впалые щеки; твердый подбородок, немного утяжеленный, как и полагается породистому англосаксу...
Все это, однако, теряет значение, когда обращаешь внимание на просторно сидящий под густой
бровью глаз. Громадный и удивительно живой, почти с удвоенными по величине веками - глаз
юношский, дерзкий, наивный, задумчивый и печальный.
У старика - только эти глаза, уже все увидевшие...
Милый мой мальчик, ты теперь достиг возраста, когда
люди приобретают способность к
размышлению.
Должен тебе признаться... что и сам я не maк уж давно отважился мыслить самостоятельно.
До шестнадцати или семнадцати лет я вообще не способен был мыслить, а потом долгие годы просто
не использовал эту способность...
Как все дети придворной знати, он рос обеспеченным, даже пресыщенным со стороны
имущественной и образовательной (гувернеры, языки древние и новые, история, философия, верховая
езда, фехтование...)
Зато душевно был сиротой при живых родителях. Отец (бог-отец, к которому рвется душа
мальчишки: сотвори меня, только так, чтобы я об этом не догадался...) - отец, граф Филип Стенхоп
Энный был манекенной фигурой староанглийского образца: эгоистичен, чопорен, отчужден, подстать и
мамаша...
Веселый, чуткий детеныш не знал родительской ласки; при страстной жизненности ему было
некого любить, некого ревновать. Все это хлынет потом, поздней волной, обращенной вспять...
В семнадцать лет - традиционная «большая поездка» на континент, во Францию, где юноша по
всем правам возраста и положения ударился в карты и кутежи. А когда вернулся на родину, сработала
пружина родовых связей: получил звание постельничего при его высочестве принце Уэльском. В 21 год
Филип Стенхоп I уже член палаты общин и произносит первую речь в парламенте.
Молодые люди, врываясь в жизнь, обычно уверены, что достаточно умны, как пьяные бывают
уверены, что достаточно трезвы.
Щелчок по носу в палате пэров, еще несколько многообещающих пинков - и подобру-поздорову в
Париж, на повышение квалификации. Тайм-аут годика на два.
Самозарисовка того времени (из письма гувернеру):
Признаюсь, что я держу себя вызывающе, болтаю много, громко и тоном мэтра, что, когда я
хожу, я пою и приплясываю, и что я, наконец, трачу большие деньги на пудру, плюмажи, белье,
перчатки...
«Блажен, кто смолоду был молод»...
Знание людей приобретается moлько
среди людей, а не в тиши кабинета... Чтобы узнать
людей, необходимо не меньше времени и усердия, чем для того, чтобы узнать книги и, может быть,
больше moнкости и проницательности.
А если хочешь действовать и побеждать, мало узнать людей. Нужно впечатать это знание в свои
нервы, в мускулы, в голос, нужно превратить его в артистизм, в совершенное самообладание, для
которого необходимо еще и хорошо знать себя.
Употреби на это все свои старания, мальчик мой, это до чрезвычайности важно; обрати
