 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Можно ли сказать, что когда личность соединяется с другой личностью в
социальном коллективе, то она пребывает в "мы", если в "мы" вкладывать тот
смысл, который мы вкладываем? Происходит ли в социальном коллективе
общение и соединение "я" с "ты"? Социальный коллектив, конечно, целиком
принадлежит к объективации человеческих отношений, он есть выброшенность
человеческого существования вовне. Жизнь масс подлежит закону
коллективной одержимости, в которой личность исчезает
131[131][25]
.
Существование личности, выброшенное в массу, в массовое движение, в
массовую одержимость и подражательность, в низость массовых эмоций и
инстинктов, не возвышается качественно, а понижается. Органический или
организованный народ нужно отличать от массы и толпы. "Мы" не есть масса.
В стихийно-бессознательных, исключительно эмоциональных массовых
состояниях "я" не испытывает одиночества совсем не потому, что оно общается
с "ты", соединяется с другим, а потому, что оно исчезает, что угасает
самочувствие и самосознание "я". И "я" исчезает совсем не в "мы", а в Es, в
"оно". Масса, толпа есть "оно", а не "мы". "Мы" предполагает существование
"я" и "ты". В массе, в толпе "я" надевает маску, навязанную ему этой массой и
ее бессознательными инстинктами и эмоциями. Зиммель даже говорит, что
маска показывает на значение, которое имеет масса. В жизни масс играет роль
определяющую зараза и поражение
132[132][26]
. "Я" выходит из состояния
одиночества через потерю себя. В войнах, революциях, реакциях, в стихийных
коллективных национальных и религиозных движениях с их яростью "я" не
действует, действует коллектив, бессознательное "оно". Нет одиночества, но
нет и общения. В русском коммунизме нет одиночества, он хочет уничтожить
одиночество, но нет и общения "я" и "ты". То же самое и даже в большей
степени и в немецком национал-социализме. Социальный коллектив не есть
соборное "мы", всегда предполагающее "я", а есть "оно". Происходит
рационализация безличных инстинктов и влечений. Вожди масс всегда
заключают в себе в большей и меньшей степени медиумическое начало. Они
управляют массами, но и управляются массами. Совершенно верно говорит
Фрейд, что масса имеет эротическое отношение к вождю, влюблена в
него
133[133][27]
. Только благодаря этому возможна диктатура, диктатура Цезаря,
Кромвеля, Наполеона и современных маленьких цезарей и наполеонов. Тот же
эротический характер существовал и в отношении к монарху. Но власть
монарха над массами основана была на более устойчивых, традиционных,
религиозно санкционированных эмоциях. Вожди находят символику, которая
вдохновляет массы и вместе с тем скрепляет и сдерживает их. Но эта символика
всегда льстит массам. Вождь массы не может не льстить ей. И вождь этот,
вождь, обращенный к массе, если он человек выдающийся, может испытывать
жгучее одиночество, он не знает общения. Менее всего знает общение и самый
обыкновенный монарх, ибо символика отношения к нему делает это
невозможным. Наиболее одинок гений, не одинокий мыслитель или поэт, а
именно великий исторический деятель, управляющий массами. Отношения
между вождем и массой складываются по отношениям субъекта и объекта, а не
по отношениям "я" и "ты". Но каковы отношения между личностью и мирной
демократией, в которой массы не находятся в состоянии стихийного восстания
и живут в более или менее устойчивом строе? Эти отношения свидетельствуют
о вечном и непреложном трагическом конфликте личности и общества.
Общественное мнение, вырабатываемое в демократических странах, власть над
131[131][25]
См. об этом у Ле-Бона, Фрейда, Зиммеля.
132[132][26]
См. Тарда "О подражании"*.
133[133][27]
См. его "Essais de psychanalyse". II. "Psychologie collective et analyse de Moi".
