 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
отражать множественность связей между ними. Поэтому подлинная глубина и полнота
взаимопонимания требует использования метафор, и попытка избавиться от них во имя точности
высказывания ведет к потере этих свойств, а следовательно и самой точности. Считается, что
показанием знания иностранного языка является понимание анекдотов. Действительно, в основе
понимания анекдотов лежит способность к пониманию широких контекстов, выходящих за формальные
пределы, особенно языковых построений. Поэтому естественный язык не может рассматриваться в
оппозиции к невербальным формам коммуникации, а должен рассматриваться в неразрывной связи с
ними, ибо речь в родном языке формируется параллельно возможностям образного контекста и с опорой
на эти возможности. Отсюда так важна активация образного контекста для восстановления нарушений
речи. Хотя в естественном языке обе функции полушарий - создание однозначного и создание
многозначного контекста - тесно переплетены, по существу они совершенно различны и даже прямо
противоположны по направленности и в определенных условиях могут быть разделены.
Поверхностные структуры языка - сложные грамматические конструкции, подчиненные законам
формальной логики, - формируются в онтогенезе позднее, чем глубинные структуры. Образуясь на базе
этих глубинных структур, они в дальнейшем могут приобретать вполне самостоятельное значение и
стать основой создания искусственных языков (математический язык, язык компьютеров, а в наиболее
общем виде - тот однозначно понимаемый язык учебников, часто отождествляемый с языком науки,
который заведомо должен быть лишен метафоричности).
В связи с вышесказанным можно предполагать, что активация образного мышления необходима
прежде всего для восстановления именно виртуальной функции родного языка, обеспечивающей
передачу индивидуальных смыслов, а не формализованных и обобщенных значений. Если в онтогенезе
образные компоненты мышления, способность к организации многозначного контекста являются
базисными для экспликации речи, то активация этих же компонентов мышления при афазии как бы
воспроизводит естественную последовательность событий в становлении родного языка.
Представляется также совершенно закономерным, что у лиц, владеющих двумя языками, один из
которых выучен в школе, острое выключение правого полушария приводит к выпадению глубинных
структур (виртуальности, соотнесенности с миром) не только материнского, но и приобретенного
второго языка. Как может быть иначе, если глубинные структуры языка закладываются одновременно с
развитием многозначного контекста и в неразрывной связи с ним в процессе приобретения первичного
чувственного образа? Новые языки должны базироваться на уже устоявшихся глубинных структурах
материнского. И, может быть, особые, выдающиеся способности к языкам отдельных полиглотов
объясняются их способностью на протяжении всей жизни, а не только первых ее лет, обеспечивать
каждый вновь усваиваемый язык "золотым запасом" образного мышления, как бы независимо от ранее
усвоенных языков. Это должно быть особенно сложно, когда освоение языка происходит не в стране его
носителей и, следовательно, вне всего контекста жизненных, бытовых реалий, соответствующих всему
строю языка. Методы погружения, которые используют для активного и ускоренного изучения языка -
это по существу погружение не только в языковую, но и в мета-языковую среду, и поэтому участникам
этих занятий предлагается поменять свои имена на имена, принятые в этом языке, и по возможности
почувствовать себя живущими с этими именами. Если иметь в виду, что при этом создается атмосфера
коллективной суггестии, которая активирует образные компоненты мышления, то станет ясно, что
практика погружения по меньшей мере не противоречит основным положениям данной работы.
Представление о двух полярных функциях языка, неразрывно связанных в естественной речи, но
поддающихся разделению в экспериментальных условиях, в условиях патологии и при создании
искусственных языков, может способствовать дальнейшей разработке проблемы.
С рассмотренной проблемой тесно связан также сложный и запутанный вопрос о природе
внутренней речи.
По Л. С. Выготскому, у истоков речи как коммуникативного процесса лежит так называемая
внутренняя речь, состоящая из внутренних слов. Внутреннее слово, по аналогии с известной метафорой,
применяемой к электрону, можно назвать кентавром; электрон проявляет себя то как волна, то как
частица, а внутреннее слово выступает, с одной стороны, как носитель определенного значения (будучи
словом), а с другой стороны, как бы вбирает в себя смысл предыдущих и последующих слов, расширяя
почти безгранично рамки своего значения. Это положение дает основание считать внутреннее слово
