Navigation bar
  Print document Start Previous page
 80 of 120 
Next page End  

холст не удается никому и никогда, уже потому хотя бы, что этот образ соткан из слишком большого
числа пересекающихся связей, слишком многомерен и многозначен, чтобы быть зафиксированным и
"пришпиленным", как бабочка, к своему "материальному носителю". Чем-то приходится жертвовать, и
это всегда жертва качества. От этой жертвы в выигрыше оказывается культура и человечество (иначе ни
один образ так и не превратился бы из "вещи в себе" в "вещь для нас"), но нередко в проигрыше остается
сам творец: есть ложная надежда, что он еще более приблизится к идеальному образцу, более полному и
гармоничному и имеющему лишь один недостаток - он существует только для самого творца, да и то в
невыразимой форме. А когда уже произошло отторжение образа от духовной жизни творца, он может
убедиться, сколь несовершенен этот слепок. И ничья похвала не перевешивает этого трагичного
внутреннего видения, хотя похвала и необходима для притупления боли от несовпадения.
Но продукт подлинного качества - это бледный слепок с идеала только для автора. Для других -
это озарение и прорыв в новое пространство.
Восприятие как сотворчество
Многозначимость мышления свойственна, однако, отнюдь не только высокотворческим
личностям - в той или иной степени такую способность обнаруживают все в процессе восприятия
произведений большого искусства.
В том же кинематографе мы постоянно сталкиваемся с явлением, прямо противоположным
"эффекту Кулешова", когда, казалось бы, вполне определенные образы монтируются и взаимодействуют
так, что создаются почти невыразимые, но вместе с тем очень сильные впечатления. Ту же функцию
выполняют в поэзии метафоры и художественные сравнения. Между двумя сопоставляемыми образами
бессознательно для читателя устанавливается множество связей, обогащая каждый образ и выводя его за
пределы привычного представления. Благодаря этому образы приобретают свойство многозначности.
Сказанное в полной мере относится к живописи. Сказать, что на картине Рембрандта "Ассур,
Аман и Эсфирь" изображено разоблачение в присутствии царя коварных замыслов министра, значит не
только ничего не сказать о картине, но даже сказать неправду. Впечатление, производимое картиной,
связано с улавливанием тонких и сложных отношений между всеми героями. Достаточно сказать, что
разоблачение дается Эсфири совсем не легко - это не ее роль, и она вынуждена переступить через всю
свою естественную женственность и тем самым удивить и, может быть, даже насторожить царя,
которого любит. Это далеко не простая победа и для самой Эсфири, может быть, даже не совсем победа,
как и любая победа над собой. Нежная красота, без которой был бы невозможен успех, находится в
неразрешимом противоречии с самой необходимостью разоблачения.
А разве не так обстоит дело с образами великой литературы? На альтернативный вопрос Гамлета
"Быть или не быть?" нет однозначного ответа - недаром до сих пор не исчерпаны самые
противоречивые трактовки этого образа.
Вот почему для восприятия произведений искусства характерна диссоциация между очень
сильным и сложным впечатлением, с одной стороны, и невозможностью целиком выразить это
впечатление в словах - с другой.
Может возникнуть вопрос: не являются ли основной причиной такой диссоциации просто
ограниченные возможности нашей речи? Раз мы знаем, что наши впечатления богаче того, что мы
высказали, правомочно ли говорить о недостаточном осознании впечатления, произведенного
сновидением, картиной? Может быть, следует говорить всего лишь о неумении, неспособности
выразить вполне осознанное впечатление? Опыт искусствоведения показывает, что это не так. Когда
мы знакомимся с выдающимися работами искусствоведов и литературоведов, посвященными крупным
художественным произведениям, мы испытываем острое наслаждение неожиданного, удивленного
узнавания. В хорошо, казалось бы, известном нам произведении мы с удивлением обнаруживаем новые
грани и качества. Оно поворачивается к нам неожиданной стороной. Это новое в хорошо известном
должно было бы вызывать сомнение, настороженность и сопротивление. И если анализ вопреки своей
новизне и неожиданности оказывается для нас убедительным, то это значит, что мы уже были готовы
его принять, что подспудно в нас жило это знание, хотя мы и не осознавали его. Убедительность новых
научных теорий отчасти обусловлена, вероятно, теми же самыми закономерностями.
Hosted by uCoz