 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Милтон Эриксон: «Мой голос останется с вами»
99
Я помогал ей уничтожать кровать. Я помогал ей бить стекла. Перед тем, как войти в палату, я
договорился с инженером по отоплению, все-таки погода была холодной. И тогда я сказал
Руфи: «Давай выломаем кран и согнем трубу батареи отопления». Я уселся на пол и мы стали
тянуть кран. Мы отломали его.
Я осмотрелся и сказал: «Здесь уже больше нечего делать. Пойдем в другую комнату».
И тогда Руфь сказала: «Доктор Эриксон, а вы уверены, что можете поступать так?»
«Но это же забавно, разве нет? – сказал я. – По-моему, очень».
Когда мы вышли в коридор, чтобы перейти в другую комнату, нам попалась стоявшая в
коридоре медсестра. Когда мы поравнялись с ней, я подошел и разорвал на ней халат и одежду,
так что она осталась в нижнем белье.
Руфь сказала: «Доктор Эриксон, вы не должны так делать». Она побежала в комнату,
взяла разорванные простыни и обвязала их вокруг сестры.
После этого она вела себя хорошо. Я на деле показал ей, как выглядит ее поведение.
Конечно, медсестра была опытной и ей, как и мне, было интересно участвовать в такой
«операции». Остальные медсестры были в ужасе. Вся администрация была в шоке от моих
действий. О том, что все делалось правильно, знали только я и главный врач.
Руфь расквиталась со мной, убежав из больницы, забеременев и отдав ребенка в детский
дом. Затем она добровольно вернулась в больницу и была примерной пациенткой. Через пару
лет она попросила, чтобы ее выписали, устроилась работать официанткой, встретила молодого
человека, вышла за него замуж и забеременела. Насколько я знаю, их брак оказался счастливым
и прочным. У них двое детей, а Руфь стала хорошей матерью и порядочной женщиной.
Часто поведение пациента можно изменить с помощью шока. Это верно и относительно
невротиков, и относительно больных психозом.
Приветствие.
В первый год моего преподавания на факультете Государственного Медицинского
Колледжа Уэйни, произошли два знаменательных события. В моей группе была одна девушка,
которая еще в школе опаздывала на каждое занятие. Учителя ругали ее, и она искренне
обещала, что на следующее занятие она не опоздает. Она так честно давала обещания! И все же,
снова опаздывала на каждое занятие в школе, оставаясь, тем не менее, сильной ученицей. Она
хорошо умела придумывать правдоподобные причины и давать обещания, которым трудно
было не поверить.
В колледже она тоже опаздывала на каждое занятие, и ее ругали все преподаватели и
профессора. Она очень мило и искренне извинялась, обещая исправиться, но тем не менее
продолжала опаздывать. По академической успеваемости она была одной из лучших студенток.
С самого начала учебы в медицинском колледже она опаздывала на каждое занятие, на каждую
лекцию, на каждую лабораторную работу. Сокурсники просто прогоняли ее с занятий, потому
что она все время задерживала их, не успевая сделать лабораторные работы, а она все так же
продолжала извиняться и обещать.
Когда на факультете узнали, что я назначен преподавателем, кто-то, знавший меня
раньше, сказал: «Подождите, пока она попадет в класс к Эриксону. Вот будут дела! Она
прогремит на весь мир!»
В первый день я приехал к половине восьмого, чтобы начать читать лекцию в восемь и вся
группа уже была в сборе, включая злополучную Энн. И вот, в восемь мы все вошли в
аудиторию, кроме Энн. С боков и в конце аудитории были проходы. Студенты не слушали, что
я говорил – все смотрели на дверь. Я не прерываясь читал лекцию, и вот дверь открылась и на
пороге показалась Энн, опоздавшая на двадцать минут. Все студенты резко посмотрели в мою
сторону, повернув головы. Я жестом попросил их всех встать. Они встали.
Я поприветствовал Энн, которая прошла через середину комнаты, обошла ее вокруг,
прошла вдоль задней стены и села на свое место у среднего прохода. Все это время группа
молча приветствовала ее. После лекции все рванулись из аудитории. Я и Энн выходили
последними. Я говорил о погоде в Детройте, о всякой всячине и, когда мы шли по коридору,
