 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
энциклопедии (с фотографией — для действительного члена «Большой
академии», без — для члена-корреспондента) и гарантированное место на
«спецкладбище» с похоронами за государственный счет.
И все это — без малейшей связи с научной продуктивностью ученого,
только в соответствии с его должностью и рангом. Удивительно ли, что в
науку хлынули привлеченные такими сказочными перспективами сначала
тысячи, потом и сотни тысяч людей, напрочь лишенных, за редким
исключением, способностей не только генератора, аниматора, модератора,
организатора, репродуктора, но даже сколько-нибудь добросовестного
разработчика или вспомогательного работника? Численность одних только
научных кадров быстро дошла до полутора миллионов человек (четверть
всех научных работников мира!), со вспомогательным и обслуживающим
персоналом превысила 5 миллионов, сравнявшись с армией, милицией и
КГБ, вместе взятыми. А по научной эффективности (если верить так
называемому «цитатному индексу», показывающему, насколько
заинтересовали мировую науку новые знания, добытые тем или иным
автором) советская наука осталась на уровне стран, где научных работников
в десятки раз меньше.
Это объяснялось третьим нововведением Сталина: порядком
прохождения научной карьеры. Чтобы стать кандидатом и тем более
доктором, требуется защитить диссертацию, на подготовку которой уходили
годы и годы (в среднем, соответственно 3 и 10 лет) — самые продуктивные
годы жизни ученого. Теоретически каждая диссертация должна
свидетельствовать о «генераторских» способностях диссертанта.
Практически диссертант оказывается лицом к лицу с ученым советом, в
котором преобладают люди, напрочь лишенные таких способностей и очень
ревниво относящиеся к соперникам. Перед ним открывается дилемма: либо
попытаться сказать какое-то новое слово в науке — и почти наверняка
оказаться забаллотированным при тайном голосовании членами ученого
совета, уязвленными своим комплексом неполноценности (на моих глазах
жертвами такой наивности пали десятки коллег), — либо дать более или
менее откровенную имитацию научной работы, задобрив членов ученого
совета своей непритязательностью, разными подарками и обязательным
банкетом после успешной и даже неуспешной, но могущей быть
повторенной, защиты. Как вы думаете, какой вариант выбирали 99 из
каждых 100 диссертантов? Кроме того, быстро нашлись сообразительные
люди, которые за три месяца готовы были написать любую кандидатскую
диссертацию, а за шесть — докторскую. За плату, примерно равнозначную
соответствующим количествам месячных зарплат будущего кандидата или
доктора.
После успешной защиты новоиспеченный кандидат или доктор мог до
самой пенсии исправно получать зарплату, ровно ничего не делая (многие
так и поступали), целиком перепоручая свои обязанности не имеющим
ученой степени. Догадываетесь, какая огромная притягательная сила
возникла для сотен тысяч абсолютно не способных к науке людей,
рвавшихся в научные учреждения сквозь столь же огромные конкурсы?
Догадываетесь, сколь катастрофически это должно было отражаться на
собственно науке?
Но это еще не все. Те, кто достиг степени доктора и звания
профессора, тоже делились на два негласных разряда: те, кто получал
