 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
отрасли прогнозирования, а об особом, так сказать, алгоритмическом,
способе разработки прогнозов. Начался знаменитый «бум прогнозов» —
триумфальное шествие «технологического прогнозирования» по всему миру
в виде сотен институтов, тысяч секторов и отделов, специально занятых
разработкой поисковых и нормативных прогнозов.
Во второй половине 60-х гг. этот «бум» докатился и до Советского
Союза. Но ему предшествовала более чем 35-летняя «м¸ртвая зона», когда
говорить и тем более писать о будущем можно было только в виде прямых
(отнюдь не критических!) комментариев тех или иных высказываний
«основоположников», либо «программных документов КПСС». Как
известно, тоталитаризм и прогнозирование — вещи взаимоисключающие, в
чем нетрудно убедиться на примере любой страны мира, не исключая и
нашу собственную.
Базарову и его коллегам было легко совершать эпохальные открытия:
они работали в атмосфере научной мысли, хотя отравленной уже ядом
идеологии тоталитаризма, но еще живой, бившейся не над цитатами, а над
реальными научными проблемами, опиравшейся на все богатство мировой
общественной мысли. Статья из «Планового хозяйства», о которой мы
упоминали, была не одиноким оазисом в пустыне, а деревом в роще из сотен
других статей о «будущем», над которыми возвышались гиганты — более
двух десятков книг и брошюр на ту же тему, правда, большей частью, по
понятным причинам, пропагандистско-утопического характера, но не
потерявшие научного значения и посейчас. Среди последних «Будущее
Земли и человечества» и другие брошюры из так называемой «калужской
серии» К.Э. Циолковского, часть которых не решаемся переиздавать до сих
пор, а также фундаментальная «Жизнь и техника будущего» под редакцией
А. Анекштейна и Э. Кольмана, не уступавшая лучшим мировым стандартам
тех лет. Кроме того, каждому прогнозисту того времени были хорошо
известны произведения «ранней футурологии» второй половины XIX —
начала XX века, о которых мы упоминали в предыдущих лекциях.
Теперь представьте себя на месте человека, который заинтересовался
бы проблемами будущего Земли и человечества спустя ровно четверть века
после описанных событий, в начале 50-х годов. Что он мог иметь перед
своими глазами, помимо мертвящих догм «научного коммунизма», которые
надлежало вызубрить и «сдать» четыре раза за какие-нибудь полгода — на
курсовых экзаменах, госэкзаменах, при поступлении в аспирантуру и при
сдаче «кандидатских минимумов»? Только вс¸ ту же «раннюю
футурологию», десятилетиями остававшуюся невостребованной никем, либо
постепенно выползавшую из спецхранов обратно на свет божий (но это уже
попозже). Все остальное было пустыней идеологического блудословия с
чахлыми кустиками дюжины пустословных статей и полудюжины брошюр о
«будущем науки и техники», из которых было невозможно почерпнуть что-
либо конструктивное.
Правда, и футурологические произведения четвертьвековой давности в
такой ситуации были настоящим шоковым откровением. Но даже если бы
под их впечатлением читающему пришла в голову мысль о том, что будущее
может быть точно таким же предметом исследования, как и настоящее или
прошлое (а такая мысль, по понятным причинам, не могла придти ему в
голову раньше весны 1956 г. — после шоковых откровений XX съезда
КПСС), разве мог он знать, что будущее уже исследовали на уровне
