 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
требований современной науки такие выдающиеся умы середины XX века,
как Дж. Бернал и Н. Винер? Казалось, что все произведения Бернала были
опубликованы на русском языке еще при Сталине. Как догадаться, что его
главный обществоведческий труд — доклад о переходе научно-
технического прогресса в новое качество научно-технической революции —
остался не переведенным, раз сама концепция НТР была легализована лишь
в 1968 г.? Что касается Винеpa с его мыслью о том, что «мотором НТР» и
вместе с тем «ключом» к познанию будущего явится обычный арифмометр,
будущий компьютер, то он был «отцом кибернетики — продажной девки
империализма», только и всего. Это лишь много позднее стало проясняться,
кто — продажная девка и чьего именно империализма, а в те поры такими
вопросами не задавались, все принимали на веру под страхом мгновенного
растерзания за любое инакомыслие.
Талантливый публицист Р. Юнгк тоже был известен русскому
читателю только как автор книги «Ярче тысячи солнц» — об американском
Сахарове — Роберте Оппенгеймере, — но отнюдь не как автор
сенсационного бестселлера «Будущее уже началось» (1952), с
публицистическим обобщением идей Бернала и Винера. Бестселлера,
двадцать лет десятками изданий переводившегося едва ли не на все языки
мира, кроме, конечно, русского.
Русскому исследователю будущего в середине 50-х гг. могла даже
придти в голову мысль о том, что раз возможна «наука о прошлом»,
история, так сказать, «пастология», то, по той же логике должна быть и
«наука о будущем» — «футурология». Откуда было знать, что тринадцатью
годами раньше, в 1943 году этот термин уже пустил в научный оборот на
Западе О. Флехтгейм? Правда, в ином значении — в смысле
«надидеологической философии будущего», противостоящей
мангеймовской дихотомии «идеология, как оправдывание сущего — утопия,
как отрицание сущего». Разве можно было догадаться, что вопрос
правомерности «науки о будущем» станет во второй половине 60-х годов, на
волне «бума прогнозов», предметом специального исследования двух
научных коллективов — советского и американского («Комиссия 2000 года»
под председательством Д. Белла) и что оба коллектива практически
одновременно, не сговариваясь, придут к выводу о принципиальной
невозможности подобной науки, ибо все науки изучают либо прошлое
(исторические), либо будущее (все прочие), а «настоящее», с этой точки
зрения, — не более, как условная разделительная черта, через которую
«будущее» ежесекундно перетекает в «прошлое». К тому же суть каждой
науки — триединая функция описания (анализа), объяснения (диагноза) и
предсказания (прогноза), так что заниматься прогнозированием должны все
без исключения науки, заслуживающие этого названия, — даже
исторические (по-своему, разумеется).
Конечно, принципиальная невозможность конструирования «науки о
будущем», как особой научной дисциплины, противостоящей наукам о
прошлом и настоящем, вовсе не исключала возможности
междисциплинарного исследования будущего, как особой отрасли, особого
направления научных исследований, типа исследований операций и т.п. К
этой мысли на Западе пришли уже в конце 60-х гг., а мы начинали
приходить в конце 80-х. В те годы, вплоть до 1966 г., в русском языке даже
и слова такого не было — «прогнозирование» (хотя «прогноз» существовал
