 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
20-ти часов нынешней рабочей недели на непрерывное образование, на
помощь учителю во внеклассной работе, на заботу о больных в лечебных
учреждениях, на организацию содержательного досуга, на работы по охране
окру-6жающей среды — разумеется, при соответствующем уровне
производительности труда) почти всеми опрашиваемыми встречались с
недоумением и категорически отвергались с порога.
Вообще-то такой результат предусмотрен теорией прогнозирования и
носит название «рецидивы презентизма первобытного мышления». Дело в
том, что установлено: первоначально человек долгое время полностью
отождествлял настоящее и будущее, т.е. рассматривал любое будущее как
бесконечно продолжающееся без каких-либо существенных изменений
настоящее (а раньше для него вообще не существовало прошлого,
настоящего и будущего, все было, как и у животных, так сказать,
«сиюминутно»). Доказано, что было бы преувеличением утверждать, будто
современный человек в данном отношении очень далеко ушел от своего
первобытного предка. Нет, он склонен представлять сколь угодно далекое
прошлое или будущее в привычных для него чертах настоящего. Давно
выяснено, что даже любая фантастика — это всего лишь разные комбинации
разных черт привычного земного, и никогда ничего больше. Даже такие
порожденные воображением человека «потусторонние миры», как рай или
ад, — всего лишь упрощенная проекция представлений о «хорошей жизни»
или о «страданиях», как они складывались на основе жизненного опыта в те
или иные века. Поговорите о будущем, скажем, о мире XXI века со
старшеклассником, студентом, даже с научным работником (не
специалистом по прогностике) — скорее всего, вы получите зеркальное
отображение нынешнего дня, возможно, чуть идеализированного или,
напротив, несколько драматизированного, только и всего. Словом, получите
«презентизм».
Опыт показывает, что «презентизм» проходит по мере знакомства с
прогностической или хотя бы научно-фантастической литературой. Вот
почему современные респонденты, если можно так сказать, гораздо менее
«презентичны», чем 30 лет назад.
Удивил в ответах респондентов не ожидавшийся «презентизм», а нечто
другое. При попытке опрашивающего ввести респондента в непривычный
мир «иного будущего» почти во всех случаях наблюдалось категорическое
неприятие любого будущего, качественно отличного от настоящего. И чем
явственнее, радикальнее было качественное отличие — количественное
воспринималось довольно легко, — тем категоричнее было неприятие,
враждебное отношение. Такая позиция была четко зафиксирована и по
рабочей, и по учащейся молодежи, а также по молодым научным
сотрудникам (подчеркнем, что опрос проводился в Дубне — элитном
научном городке тех времен: более отзывчивую по части проблем будущего,
достаточно широкую аудиторию трудно было отыскать). Словом, опрос
оказался безрезультатным, и мы вынуждены были от него отказаться.
Попытались компенсировать провал с зондажным опросом «простых»
респондентов таким же опросом экспертов — научных работников, которым
по роду своей работы положено заглядывать в будущее (напомним, что 30
лет назад современная прогностика в СССР, полулегализованная лишь в
1966 г. и полностью разгромленная, вместе с остальными общественными
науками спустя несколько лет, со вступлением страны в период застоя,
