 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Сципион Сигеле: «Преступная толпа. Опыт коллективной психологии»
18
У высших животных легко заметить такой психологический факт, что всякое
представление о каком-либо действии заставляет начать исполнение этого действия: коза,
которой показывают кусок сахара, собака, которую манят куском мяса, облизывают губы и
выделяют слюну, как будто они уже имеют эти лакомые для них вещи у себя во рту. Реб¸нок и
дикарь сопровождают свой рассказ усиленной мимикой. Шеврель показал, что при состоянии
полного покоя достаточно, чтобы какой-нибудь другой, взрослый, образованный и с тв¸рдым
характером человек возымел мысль о каком-нибудь движении своей рукой для того, чтобы это
движение началось у первого, даже без его сознания. Мы думаем при помощи не одного только
мозга, по и всей нервной системы, и известный образ, завладев теми органами, которые имеют
постоянное отношение к данному восприятию, неизбежно возбуждает в них соответствующие
движения, которые может заставить прекратиться только энергичное усилие. Чем менее
сконцентрирована мысль, тем порывистее происходят движения, порожд¸нные таким образом.
Наши осы, видя, что одна из них входит в гнездо и затем быстро из него вылетает, сами собой
направляются к выходу, и на жужжанье, издаваемое первой, отвечают тем же. Отсюда общее
возбуждение всех членов общества".
Это мастерское описание Эспинаса достаточно, я полагаю, объясняет нам психологию
толпы.
Как среди пч¸л или птиц, целая стая которых при малейшем ударе крыла охватывается
непобедимой паникой, точно так же и среди людей какое-нибудь душевное движение
распространяется, благодаря внушению , только на основании того, что они видят или слышат, и
даже прежде, чем будут известны мотивы такого душевного состояния; импульс происходит
подчас даже от воображаемого факта, подобно тому как мы не можем бросить взгляд в глубину
пропасти без того, чтобы не почувствовать головокружения, влекущего нас туда.
Рамбосон в своих "Phйnomиnes nerveux " приложил к нервным и интеллектуальным
явлениям, которые распространяются при помощи заразы, закон распространения и
трансформации экспрессивного движения. Он допускает, что всякому психологическому
состоянию соответствует движение частичек мозга, проявляющее наружу изменениями
физиономии, осанки, жестами, координированными особым образом. Это движение не
останавливается, но распространяется в пространстве и сообщается, не изменяясь, другому
мозгу, воспроизводя то же явление. Смех, печаль распространяются согласно с этим законом.
Передача церебрального движения на расстоянии является причиной распростран¸нности всех,
как самых простых, так и самых сильных явлений нервной активности. Ясно, что теория эта, в
сущности, та же, что и теория Эспинаса, который на нескольких страницах развил е¸ яснее, чем
Рамбосон в целом томе.
III.
Однако, заметит кто-нибудь, вс¸ то, что вы до сих пор сказали, достаточно для объяснения
некоторых движений или известных поступков толпы, но отнюдь не объясняет всего. Это
объяснит нам, почему, если аплодирует один, то аплодируют все; если бежит один, то
обращаются в бегство и все; почему чувство гнева, испытываемое одним, отражается сейчас же
на лицах всех. Но это не объясняет нам, почему гнев влеч¸т к дурным поступкам, к
человекоубийству; этого недостаточно, чтобы объяснить, каким образом толпа доходит до
таких крайностей, как убийство и резня, до ужасных жестокостей, которых, может быть, самый
страшный пример мы видим во французской революции. В подобных случаях ваша теория —
по которой душевное движение распространяется благодаря тому, что один какой-нибудь
индивид проявлением этого душевного движения оказывает влияние (suggestion) на всю толпу,
и что в последней, непосредственно вслед за представлением об известном действии, следует
импульс — совершенно недостаточна. Вы не можете сказать, что какой-нибудь человек убивает
исключительно потому, что видит, как убивает другой, или что последний принял только
соответствующую позу. Чтобы сделать из человека убийцу, нужна другая причина.
Это возражение (основанное, как мы докажем, на истине) само возникло в уме авторов,
пытавшихся анализировать причины преступлений толпы. Они смутно чувствовали, что
зверский и жестокий поступок не может являться результатом одних только внешних причин,
