 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Сципион Сигеле: «Преступная толпа. Опыт коллективной психологии»
21
таким образом превратиться в великие и даже прекрасные мысли и чувства, благодаря оратору,
вождю или вообще тому, кто является виновником данного поступка толпы.
Последнее условие было изложено Пюльезом в великолепном сравнении: «Толпа
возбуждена; но сила, способная привести е¸ в движение, подобно взволнованному морю, не
начала ещ¸ своего действия; — кот¸л находится под давлением пара, но ещ¸ не открыта
заслонка, долженствующая выпустить пар; — куча пороху приготовлена, но никто не подн¸с к
ней огня, чтобы е¸ воспламенить… Но вот подымается человек, появляется идея или слышится
крик: „смерть такому-то, врагу народа!“ или: „освободим такого-то, друга бедных!“ — и толчок
дан, заслонка открыта, порох воспламен¸н. Вот — толпа».
У Спенсера есть несколько выражений, которые, если применить их к толпе, можно
рассматривать, как ту же самую мысль, что и в сравнении Пюльеза: «слова, — сказал
английский философ, — находятся с возбуждаемым ими душевным движением в определ¸нном
отношении, очень похожем на то, которое существует между нажатием ружейного спуска и
следующим затем выстрелом: они не рождают силы, но только делают е¸ свободной». Итак, в
толпе, как и в индивиде, всякое действие обусловлено двумя рядами факторов:
антропологическим и социальным
10
: толпа потенциально может быть чем угодно, и только
случай да¸т тот или другой исход е¸ силам. Однако, здесь есть некоторая особенность: случай ,
т. е. слово или крик человека, является по отношению к толпе бесконечно более важным, чем
по отношению к отдельному человеку. Отдельный человек — в обществе, в нормальном
состоянии — всегда более или менее маловоспламенимая материя: приблизьте к ней горящий
трут, она будет гореть более или менее медленно, а то и совсем потухнет. Толпа, наоборот,
всегда похожа на кучу сухого пороха: если вы приблизите к ней фитиль, то взрыв не заставит
себя долго ждать. Случай, таким образом, является в толпе, весьма страшным, благодаря своей
непредвидимости .
11
После всех этих соображений можно прийти к заключению, что изложенный выше
принцип, по которому толпа представляет из себя субстрат, в котором микроб добра умирает
очень часто и, наоборот, микроб зла культивируется очень легко — не верен. Так как (скажет
кто-нибудь) вс¸ зависит от случая, который может быть и хорошим, и дурным, то вероятность
для совершенно противоположных результатов вполне одна и та же.
Но это не так.
Если верно, что вс¸ зависит от случая, то не менее вероятно и то, что случай оказывается
дурным гораздо чаще, чем хорошим.
Это происходит вот почему: если бы в толпе число людей, желающих вести е¸ на доброе
дело, было равно числу людей, стремящихся увлечь е¸ к дурному поступку, то последние в
большей части случаев одержат верх. Злоба — качество гораздо более активное , чем
добродушие, ибо класс злых состоит из тех, кто желает нанести другим вред, тогда как класс
добрых составляют люди, не делающие никогда другим зла (люди пассивные) и затем, вообще,
такие, которые не только никогда не причинили другим зла, но которые желают делать добро и
делают его, но легко понять, что пассивная доброта не может влиять на толпу и руководить ею:
эти отрицательные качества делают пассивно добрых людей слепыми орудиями тех, кто сумеет
одержать верх.
10
Навряд ли нужно прибавлять, что, говоря о двух рядах факторов, антропологическом и социальном, мы
совсем не желаем исключать физические факторы. Мы говорим специально о двух первых потому, что они одни
только и интересны при нашей аргументации.
11
Эту истину можно доказать и для других случаев, кроме тех, где рассматриваются преступления толпы,
например вовремя народных политических выборов. Имя, искусно и во время брошенное в толпу, привлекает всех
далее помимо их воли и только потому, что оно произнесено. Если бы тогда назвать другого, эффект был бы тот
же. Этому можно привести тысячи примеров; вот один: когда турецкий султан Осман был низложен, никто из
свергнувших его не думал делать этого; они только униженно просили о справедливом удовлетворении
нескольких жалоб. Вдруг один голос, который никогда не был узнан, случайно выделился из толпы: произнесено
было имя Мустафы, и нежданно-негаданно Мустафа стал султаном. (Монтескь¸. «Персидские письма», письмо
81).
