 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
(подобно тому, как в системе юнговского психоанализа такое возвращение —
regressum ad uterum — рисуется как возвращение к архетипам либидо).
В понимании каннибализма сам З. Фрейд исходил из рефлексивной равно-
значности актов поглощения и присвоения. В «Тотеме и табу» утверждается, что
«вбирая в себя части тела какого-нибудь лица посредством акта пожирания, ус-
ваивают себе также и свойства, которые имелись у этого лица»
31
. По сюжету рас-
сматриваемого Фрейдом «убийства отца» и «тотемической трапезы» акт канниба-
лизма наделяется филогенетическим смыслом: съедая отца, дети присваивают се-
бе часть его силы и отождествляют себя с ним, и, значит, — замыкают определен-
ную филогенетическую трансформацию: они становятся теми, кем уже были, они
становятся сами собой
32
. Причащение к телу отца означает, по Фрейду, возвраще-
ние к единству тотема, объединяющего в себе свое и иное, обыденное и потенци-
альное. Вослед Фрэзеру, представление о языческой практике рисует это прича-
щение как каннибалическое жертвоприношение, но по своей сути каннибализм
оказывается универсальным явлением, которое не может быть ограничено одним
язычеством. В христианстве метафорой тотемической трапезы мыслится евхари-
стия, смысл которой, по Фрейду, состоит в том же «устранении отца»
33
и, соответ-
ственно, самоотождествлении, возвращении себе самих себя.
Традиционная экзегеза утверждает, что, причащаясь к хлебу и вину, ото-
ждествленным самим Христом с его телом и кровью (1 Кор. 11: 24; Лк. 22: 20),
верующий вспоминает о жертве, принесенной ради него, и тем самым приобщает-
ся к реальности иносоциального — не повседневного, но вечного. «Тела наши,
пользующиеся Евхаристией, уже не суть тленны, в себе нося надежду воскресе-
ния навеки», — пишет св. Ириней
34
. По наставлению Василия Великого: «И для
самой вечной жизни необходимо причащение Тела и Крови Христовых»
35
. Слож-
нее обстоит дело с проблемой отождествления хлеба и вина с плотью и кровью
Христа. Истолкование этого отождествления в профаническом приближении не
свободно от каннибалических ассоциаций. История христианства знает прецеден-
ты, когда верующие отказывались от любой другой пищи, кроме причастия. Шо-
кирующее впечатление оставляет в данном случае жизнеописание святой Катери-
ны Сиенской: по сообщению нескольких ее биографов, чтобы причаститься к му-
кам Христа, Катерина берет в рот грудь умирающей женщины и пьет ее гной, по-
сле чего на нее нисходит видение самого Христа, открывающего свои раны и при-
зывающего пить его кровь
36
. Пример этот не единственен, но, при всех историче-
ских эксцессах буквального понимания таинства евхаристии, факт, который не
может не показаться вполне символическим, заключается в том, что прямые ана-
логии между евхаристией и каннибализмом оказались востребованными — в кон-
тексте экспансии соответствующих сюжетов — только в культуре XX века
37
.
***
С психологической и социологической точки зрения интерес человека к за-
31
Фрейд З. Тотем и табу // Фрейд З. «Я» и «Оно». Труды разных лет. Кн.1. Тбилиси, 1991. С. 274.
32
См: Фрейд З. Тотем и табу. С. 329—331, 337—340. О каннибализме в контексте фрейдовского
подхода: Badcock C. R. The Psychoanalysis of Culture. Oxford, 1980. P. 22—23.
33
Фрейд З. Тотем и табу. С. 344.
34
Цит.по: Климент Александрийский. Педагог. / Пер. с греч. Н. Н. Корсунского и свящ. Г. Чистя-
кова. Учебно-информационный экуменический центр ап. Павла, 1996. С. 63. Прим. 1.
35
Василий Великий. Нравственные правила. Правило 21 // Творения Василия Великого. Перевод
Московской Духовной Академии. Т. II. Спб., 1911. С. 19.
36
Smith Joan. People Eaters. P. 80—81.
37
Fiddes Nick. Fleisch: Symbol der Macht. Frankfurt am Main, 1993. S. 242. См. также:
