Собственно уже тогда, когда человек переживает нечто как свой долг, как должное, даже если он
при этом испытывает его как нечто противоречащее тому, что его влеч¸т и чего ему хочется, должное в
какой-то мере уже определяет его волю, и он этого уже в какой-то мере хочет, даже если ему и хочется
чего-то другого. Должное противостоит воле, не включаясь в не¸, лишь поскольку общественно-
значимое не стало для индивида вместе с тем и личностно-значимым и в самой воле первое
противостоит второму. Противопоставление общественно- и личностно-значимого, фактически в тех
или иных случаях имеющее место, совсем, однако, не вытекает из их существа и никак не обязательно.
Оно имеет место только там, где личностное сведено к одному лишь партикулярно-личностному. Но
общественно-значимое, отнюдь не растворяясь в партикулярно-личностном, может стать и фактически
сплошь и рядом становится вместе с тем личностно-значимым для индивида. Там, где это
осуществляется в результате того, что индивид в сво¸м моральном развитии поднимается над одними
лишь партикулярно-личностными интересами и общественно-значимое становится вместе с тем и
личностно-значимым для него, тип и содержание мотивации существенно изменяются, изменяется
внутреннее смысловое содержание поступка. Смысл или значение, которое его поступок имеет для
действующего лица, и его объективное общественное значение сходятся или расходятся в зависимости
от того, становится ли общественно-значимое значимым для личности или противопоставляется
личностно-значимому для него.
Различное внутреннее отношение индивида к совершаемому им поступку является всегда вместе
с тем и различным отношением индивида к нормам, фиксирующим объективное моральное содержание
поведения. В одних случаях индивид, совершая моральный поступок, может подчинять сво¸ поведение
нормам общественной морали и права как некоей силе, которая как долг противостоит его личному
влечению;
долг осуществляется вопреки личным влечениям и мотивам. Для И. Канта именно такое
отношение характеризует моральное сознание и моральное поведение как таковое. Между тем
выполнять должное только потому, что это долг,
независимо от того, что это в сво¸м конкретном
содержании, как того требует кантовская мораль, значит собственно обнаружить полное
равнодушие, совершенное безразличие к тому, что морально. Такой моральный формализм встречается
иногда в жизни. Но это отнюдь не единственная форма морального сознания. В действительности это
лишь один из возможных случаев и притом такой, который выражает крайнее несовершенство
морального сознания личности, склоняющейся перед нравственностью как некоей чуждой ей силой, но
не поднимающейся до не¸. Общественно-значимое противостоит при этом личностно-значимому;
личностное это только личное, лишь партикулярно-личностное. В таком случае моральный поступок
это поступок, извне предписанный и лишь принятый к исполнению, не исходящий собственно от
личности и не выражающий е¸ существа, а совершаемый скорее вопреки влечениям е¸ природы;
поступками, выражающими само существо индивида, представляются лишь те, которые исходят из
узко-личностных мотивов индивида.
Получившее философское оформление в этике И. Канта, традиционное внешнее
противопоставление общественно- и личностно-значимого, морального и природного (которое уходит
корнями в христианское представление о радикальном зле человеческой природы) получило
своеобразное преломление в психологической трактовке мотивации человеческого поведения. Когда,
преодолевая созерцательно-интеллектуалистическую трактовку человеческой психики, как
совокупности ощущений, представлений, идей, психология в начале XX в. выдвинула динамические
тенденции как движущие силы, как мотивы поведения, она признала таковыми лишь элементарные
органические потребности и чувственные влечения. Моральные факторы, превращ¸нные в
трансцендентные по отношению к индивиду нормы, в ирреальные ценности, противостоящие процессу
реально совершающегося, неизбежно должны были выпасть из сферы реальных мотивов индивида. Эти
две внешне друг другу противостоящие концепции, теории, усматривающие реальные мотивы
человеческого поведения лишь в чувственных влечениях и органических потребностях, являются
взаимно друг друга дополняющими коррелятами, исходящими из одной и той же противоположности
общественно- и личностно-значимого. Между тем в действительности общественно- и личностно-
значимое не оста¸тся в такой внешней противопоставленности. Общественно-значимое может
превратиться и сплошь и рядом превращается вместе с тем и в личностно-значимое для индивида, не
переставая от этого быть общественно-значимым. Становясь и личностно-значимым для индивида,
общественно-значимое порождает в н¸м динамические тенденции более или менее значительной
действенной силы, которыми психология не в праве пренебречь. Не учтя их, нельзя адекватно отразить
действительную мотивацию человеческого поведения, понять его подлинную природу.
Действенная сила этих тенденций долженствования, возникающих у
человека, когда
|