 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
(Weary & Edwards, 1994).
Счастливые люди, напротив, поразительно энергичны, решительны, креативны и общительны.
По сравнению с несчастными они более доверчивы, сердечны и более склонны к сочувствию. Люди, на
долю которых выпала пусть небольшая, но все-таки удача (например, делая покупки в торговом
пассаже, они получили
какой-то небольшой подарок), спустя несколько минут после этого в ходе
опроса, не имеющего к этому событию никакого отношения, непременно скажут, что их автомобили и
телевизоры в идеальном состоянии, гораздо более хорошем, если положиться на их слова, чем у тех, кто
не получил подарков.
Счастливые люди более устойчивы к фрустрации. Временно ли их счастье или продолжительно,
они более дружелюбны, склонны прощать окружающих, спокойнее относятся к критике и правильнее
понимают ее. Сиюминутным небольшим радостям они предпочитают долгосрочные вознаграждения.
Если у них есть возможность выбирать между радостными зрелищами (играющие и смеющиеся люди) и
трагическими картинами (похороны, стихийные бедствия), они отдают предпочтение первым и в
буквальном смысле слова проводят больше времени, любуясь ими. Несчастные люди преимущественно
обращают внимание на мрачные стороны жизни, предпочитают общение с менее благополучными
людьми и менее развлекательные романы, кинофильмы и музыку.
Поразительно, какое влияние оказывает настроение на мышление. Немцам, празднующим
победу национальной сборной на чемпионате мира по футболу (Schwarz et al., 1987), и австралийцам,
посмотревшим фильм «для души» (Forgas & Moylan, 1987), люди кажутся добросердечными, а жизнь —
прекрасной. В 1990 г. после матча (но не до него!) между футбольными командами-соперниками
Алабамы и Оберна торжествующие победу болельщики команды Алабамы считали войну менее
вероятной и потенциально менее разрушительной, чем удрученные фанаты Оберна (Schweitzer et al.,
1992). Счастливому человеку мир кажется более дружелюбным, решения, которые ему предстоит
принимать, нетрудными, и на память ему чаще приходят хорошие новости (Johnson & Tversky, 1983;
Isen & Means, 1983; Stone & Glass, 1986).
Однако стоит только настроению испортиться, как ход мыслей кардинально меняется. То, что
раньше виделось в розовом свете, теперь окрашено в мрачные тона. Пребывая в плохом настроении, мы
в первую очередь вспоминаем негативные события (Bower, 1987; Johnson & Magaro, 1987). Кажется, что
отношения с окружающими испорчены, а Я-образ «пикирует вниз». Будущее погружается в туман, а
поведение других людей не предвещает ничего хорошего (Brown & Taylor, 1986; Mayer & Salovey,
1987).
Профессор социальной психологии Университета Нового Южного Уэльса Джозеф Форгас
неоднократно бывал поражен тем, насколько глубоко чувства людей, пребывающих в дурном
настроении, «проникают в их мышление. Образ их мыслей — их воспоминания и суждения — едва ли
не полностью зависит от настроения» (Forgas, 1999). И чтобы понять механизм этого «вторжения
настроения», он начал проводить эксперименты. Представьте себе, что вы — участник одного из них.
Используя гипноз, Форгас и его коллеги сначала «погружают» вас в хорошее или в плохое настроение, а
затем предлагают посмотреть видеозапись вашей беседы с кем-нибудь, сделанную накануне. Если у вас
хорошее настроение, вам нравится то, что вы видите, и вы способны заметить немало лестного,
характеризующего ваше умение держать себя, ваши интересы и социальные навыки. Если же вас
«погрузили» в плохое настроение, при просмотре той же самой видеозаписи вы предстаете в
совершенно ином свете — человеком, который нередко бывает зажатым, взвинченным и
невразумительным (рис. 3.7). Когда эксперимент заканчивается и исследователь «возвращает» вам ваше
хорошее настроение, вы испытываете облегчение, узнав, что ваши суждения зависели именно от него и
теперь все в порядке. Можно лишь удивляться этому, но, как отмечают Майкл Росс и Гарт Флетчер, мы
не связываем перемены в собственном восприятии с изменениями настроения (Ross & Fletcher, 1985).
Мы скорее склонны считать, что мир стал другим.
