ретической немощи интеллекта религиозный опыт и мистическое познание. А.
Бергсон скорее дал основания для оживления полумертвого, лишенного воли к
действию и живого смысла интеллекта, который был предметом исследования
и уже стал предметом измерения в современной ему психологической науке. В
этом оживлении, как это ни парадоксально, большую роль сыграло строгое
очерчивание и отграничение от интеллекта «фантома интуиции», являющегося,
по словам В. Ф. Асмуса, носителем «чистой» теории в учении А. Бергсона.
Интуиция, вопреки желанию А. Бергсона, предстала перед наукой, и прежде
всего перед психологией, не только как terra
incognita, но и как зона
ближайшего и более отдаленного развития исследований интеллекта. Область,
очерчиваемая понятием «интуиция», представляет собой вызов, приглашение
посетить и познать эту землю. И ученые, которые
1
А с м у с В. Ф. Историко-философские этюды. М., 1984, с. 248.
15
не утратили веры в мощь человеческого интеллекта, отваживаются на такое
путешествие.
Макс Вертгеймер, несомненно, принадлежал к их числу. Он превосходно
представлял себе ситуацию в психологии мышления того времени. Его не
удовлетворяли подходы к анализу мышления, развитые в ассоцианпзме и би-
хевиоризме, особенно их приложение к педагогической теории и практике.
Достаточно сурово он оценивал и сравнительно новое направление
психологических исследований мышления, развиваемое представителями
Вюрцбургской школы. Хотя он и соглашался с тем, что учет роли задачи это
важный фактор, но он является все же внешним. Не удовлетворяло его
состояние философской и логической проблематики исследований мышления.
Отдавая должное новым направлениям исследования в этих областях:
диалектике, феноменологии, прагматизму и т. д., Вертгеймер не находил в
них конкретных ответов на интересующие его вопросы. Особенно резко он
настаивал на недостаточности формально-логического анализа мышления
средствами традиционной логики и более поздних ее вариантов.
Целью его собственных исследований мышления было изучение не
формальных механизмов и операций и не внешних факторов, способствующих
или препятствующих мышлению. Он ставил задачу поиска смысла живого, до-
казательного, творческого процесса мышления, отчетливо понимая при этом,
что живой процесс упорно сопротивляется концептуализации. С этим связаны
его постоянные оговорки относительно предварительности вводимой и ис-
|