 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
одном и том же месте. Но Эйнштейна неожиданно поразила мысль, что это не
столь же ясно, если события происходят в различных местах. Вот где
находился пробел при действительном понимании. Он понял: нельзя слепо
применять привычное понятие одновременности к этим случаям. Чтобы
одновременность имела какой-нибудь смысл, следует поставить вопрос о ее
физическом определении, так чтобы в конкретных случаях мы могли сказать,
применимо ли это понятие. (Ясно, что это была фундаментальная логическая
проблема.)
Смысл одновременности должен основываться на понятии
одновременности событий, происходящих в одном месте. Но это требовало,
чтобы в каждом случае различной локализации двух событий принималось во
внимание относительное движение. Таким образом, смысл, структурная роль
одновременности в ее отношении к движению претерпели коренное
изменение.
Отсюда сразу же следовало соответствующее требование к измерению
времени вообще, скажем к значению секунды, и к измерению пространства,
поскольку теперь они должны зависеть от относительного движения. В ре-
зультате радикально изменился смысл понятий времени, пространства, а также
измерения как времени, так и пространства.
Введение наблюдателя и его системы координат, казалось, вносило
совершенно произвольный или субъективный фактор. «Но реальность, —
чувствовал Эйнштейн, — не может быть столь произвольной и субъективной».
Желая избавиться от этого произвольного элемента и в то же время получить
конкретную формулу преобразования для различных систем отсчета, он понял,
что необходим основной инвариант, некий фактор, который будет оставаться
неизменным при переходе от одной системы к другой. Очевидно, что оба эти
требования действовали в одном и том же направлении.
Это привело к решающему шагу — к введению в каче-
265
стве инварианта скорости света. Как будет выглядеть физика, если сделать
центральной инвариантность скорости света? Один за другим следовали
смелые выводы, и в результате возникла новая структура физики.
Когда на основе этого инварианта Эйнштейн получил конкретную формулу
преобразования, преобразование Лоренца выступило как вывод — но теперь
оно понималось более глубоко, совершенно по-новому, как необходимая
формула в новой структуре физики. Результат Майкельсона также предстал
