идеализма, и провозгласившие независимость от профессиональных метафизиков
. Взгляды
копенгагенцев вызывали в нашей философской литературе много споров, но в последние годы
возобладало мнение, что за позитивистской формой в них можно найти некоторые диалектико-
материалистические тенденции
. То же, по-видимому, можно сказать и о Винере, если вдуматься в
смысл его критики механицизма. Современное естествознание парадоксально не только по
содержанию, но часто и по форме. Впрочем, тенденции эти не стоит преувеличивать.
Винер излагает свои философские взгляды более всего в Человеческом использовании человеческих
существ (другое название Кибернетика и общество), отчасти в Кибернетике и других работах.
Подобно копенгагенцам, он апеллирует в первую очередь к опыту новой физики; кибернетика для него
теснейше связана со статистической механикой. Он ищет преодоления слабостей старого примитивного
механицизма в стохастической, вероятностной концепции Вселенной. В то же время пессимистическая
трактовка случайности сближает его с таким течением западной философии, как экзистенциализм,
связь, отмеченная самим Винером. В целом винеровский взгляд на мир можно, по-видимому,
определить как своего рода казуализм
, не лишенный диалектики, но с сильным уклоном к
агностицизму я релятивизму.
Случайность существует в природе объективно, и новая физика в отличие от детерминистической
физики Ньютона Лапласа является по преимуществу стохастической. Дело, однако, в том, [c.13]
какую роль отвести случайности в общем механизме Вселенной. Проблема соотношения
необходимости и случайности, детерминизма и вероятности одна из сложнейших в современном
естествознании) уже самая случайность подчиняется определенным законам необходимости, без чего не
было бы и теории вероятностей.
Винер называет родоначальником стохастического естествознания американского физика У. Дж.
Гиббса и видит в себе продолжателя его замыслов. В своем решении проблемы необходимости и
случайности Винер учитывает обе стороны медали, но, чувствуется, дает первенство одной из них. В
результате история природы и человека приобретает у него довольно капризный, как бы игорный
характер. Признавая известную закономерность окружающего нас мира, он резко подчеркивает
случайные, иррациональные моменты бытия и ограниченные возможности человека.
В вероятностной Вселенной Винера порядок борется с хаосом, но, как состояние менее вероятное,
неизбежно проигрывает битву. Прогресс явление преходящее, локальное. Человек звено этой
борьбы. Мы плывем вверх по течению, борясь с огромным потоком дезорганизованности, который в
соответствии со вторым законом термодинамики стремится все свести к тепловой смерти всеобщему
равновесию и одинаковости. То, что Максвелл, Больцман и Гиббс в своих физических работах называли
тепловой смертью, нашло своего двойника в этике Киркегора, утверждавшего, что мы живем в мире
хаотической морали. В этом мире наша первая обязанность состоит в том, чтобы устраивать
произвольные островки порядка и системы
.
Не избежать общей участи и нашему подлунному миру: Мы в самом прямом смысле являемся
терпящими кораблекрушение пассажирами на обреченной планете
.
Правда, тепловая смерть мыслится Винером как асимптотическое, предельное состояние, достижимое
лишь в вечности, так что упорядочивающие флюктуации возможны и в будущем. В мире, где энтропия
в целом стремится к возрастанию, существуют местные и временные островки уменьшающейся
энтропии, и наличие этих островков дает возможность некоторым из нас доказывать наличие
прогресса
. Механизм их возникновения состоит в естественном отборе устойчивых форм
; здесь
физика непосредственно переходит в кибернетику.
Стремясь в конечном счете к вероятнейшему, стохастическая Вселенная не знает единственного
предопределенного пути, и это позволяет порядку бороться до времени с хаосом. Человек воздействует
в свою пользу на ход событий, гася энтропию извлеченной из окружающей среды отрицательной
энтропией информацией. Познание часть жизни, более того самая ее суть. Действенно житьэто
значит жить, располагая правильной информацией
. Однако победы познания временны, как
временна жизнь. Я никогда не представлял себе логику, знания и всю умственную [c.14] деятельность
|