 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
прямом смысле обременительное и мешающее, что иногда даже не дает ему овладеть познанием
своеобразности объекта. Чем глубже он эмпатирует в единичный объект, тем более он познает его
своеобразность и тем более исчезает для него действительность отношения сходства между этим
объектом и другим. Но если ему удается эмпатия и в другой объект, то он может ощущать и постигать
сходство между обоими объектами в гораздо большей степени, чем тот, который впервые и лишь извне
увидел это сходство.
Конкретно мыслящий благодаря тому, что он эмпатирует сначала один объект, а потом другой,
лишь очень медленно может доходить до познания объединяющего их сходства, почему его мышление
кажется тягучим. Но эмпатия его является быстротекущей. Абстрагирующий, напротив, быстро
схватывает сходство, заменяет ивдивидуальные объекты родовыми признаками и оформляет этот
опытный материал своей собственной внутренней мыслительной деятельностью, которая, однако,
подвержена буквально столь же сильному влиянию «призрачного» первообраза, как конкретное
мышление влиянию объекта. Чем сильнее влияние объекта на мышление, тем глубже его черты
запечатлеваются на мысленном образе. Но чем слабее действие объекта в духе, тем глубже априорная
идея налагает свою печать на опыт.
Благодаря чрезмерному значению эмпирического объекта в науке появляются далее своего рода
«теории специалистов», как, например, в психиатрии пресловутая «мифология мозга», когда более
обширную опытную область пытаются объяснить на основании принципов, прекрасно объясняющих
некоторые узкоограниченные комплексы фактов, но совершенно непригодных для какого-нибудь
другого применения. Напротив, абстрактное мышление, принимающее единичный факт лишь благодаря
сходству его с другим, создает универсальную гипотезу, которая хотя и изображает идею в более или
менее чистом виде, но с сущностью конкретных фактов имеет столь же мало или столь же много дела,
как миф. Итак, обе формы мышления в их крайнем выражении создают мифологию, причем одна из них
конкретно оперирует клетками, атомами, колебаниями и прочим, другая же — «вечными» идеями.
Крайний эмпиризм имеет по крайней мере то преимущество, что по возможности ясно изображает
факты. Крайний же идеологизм имеет то преимущество, что отображает в возможной чистоте
априорные формы, идеи или первообразы. Теоретические результаты первого исчерпываются их
опытным материалом, практические результаты второго ограничиваются изображением
психологической идеи. Так как наш современный научный дух имеет одностороннюю, конкретно-
эмпирическую установку, то он не умеет ценить то дело, которое состоит в изображении идеи, ибо
факты стоят для него выше, чем познание тех первичных форм, в которых человеческий рассудок их
постигает. Известно, что сдвиг в сторону конкретизма есть сравнительно недавнее приобретение,
зародившееся в эпоху Просвещения. Успехи этого развития удивительны, но они привели к накоплению
эмпирического материала, необозримость которого создает постепенно больше путаницы, нежели
ясности. Оно по необходимости ведет к научному сепаратизму и тем самым к мифологии специалистов,
которая обозначает собою смерть универсальности. Но преобладание эмпиризма не только душит
активное мышление, но является еще и опасностью для образования теории внутри отдельной
дисциплины. Отсутствие же общих точек зрения точно так же, как и отсутствие эмпирических точек
зрения, поощряет образование мифических теорий.
Поэтому я держусь того воззрения, что терминология Джемса — «tender-minded» и «tough-minded»
—
является лишь односторонне наглядной, а в сущности, заключает в себе известное предубеждение.
Впрочем, из этих разъяснений должно было бы уже выясниться, что типизация, выдвинутая Джемсом,
имеет дело с теми же самыми типами, которые я обозначил как интровертный и экстравертный.
2. Характеристические пары противоположностей в типах Джемса
а) Рационализм против эмпиризма
Это первая пара противоположностей, которую Джемс приводит как отличительный признак
типов. Читатель, вероятно, заметил, что я уже высказался раньше об этой противоположности и притом
истолковал ее так: идеологизм против эмпиризма. Я избежал выражения «рационализм», потому что
