 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
своего представителя. Выход в свет русского издания этого второго и важнейшего из крупных трудов
Юнга совпадает с началом повсеместного признания его в научных и литературных кругах и с внезапно
разросшейся его популярностью. Долго пришлось ждать ему, ныне уже пятидесятипятилетнему, пока
своеобразие хотя бы его воззрений на психоанализ было по достоинству оценено современниками. Не
только в утомлении сознания образованного читателя, которому примелькались многообразные
дифференциации в современной культуре, но и в противлении сознательном и, главное, в
бессознательном следует видеть причину запоздалого признания ценности психоаналитической
реформы Юнга. Юнг вызывает гораздо сильнейшее противление, нежели Фрейд. Гораздо легче и
удобнее принять острую психосексуальную теорию Фрейда, отведя ей строго очерченное и подобающее
ей место. Пансексуализм же, как миропонимание, есть притязание чересчур наивное. Иначе обстоит
дело с аналитической психологией Юнга. Отклонить притязания последней не так-то легко. В
противоположность психосексуализму она вторгается в область всей психической жизни не как тесно
сомкнутая колонна, пытающаяся вобрать всю эту жизнь в одно кольцо, а как широко развернутая армия,
разделенная на много отрядов, с различных сторон охватывающих психическую область, но, конечно,
подчиненных единому намерению (саморегулированию психики как энергетического феномена).
***
Так или иначе, но как-то вдруг все заговорили о Юнге. Его имя, дотоле известное наряду с
именами других выдающихся психоаналитиков, стало всюду произноситься как имя исследователя и
мыслителя, имеющего сказать нечто крайне важное вообще для недугующей современности. Такие
представители новой философии, как Бергсон и Кейзерлинг, изучают его труды со вниманием,
свидетельствующим о заинтересованности более глубокой, нежели как просто очередным номером
текущей психологической литературы. Оба считают его труды, и в особенности «Психологические
типы», крайне важным явлением для дальнейшего движения современной философской мысли. Его имя
попадает на страницы романов (Герберт Уэллс, «Мир Уильяма Клиффольда»), упоминается в историко-
литературных очерках и даже в одной английской хрестоматии. На родине ему недавно посвятили:
отдельный выпуск своего повременного издания (периодического. — прим. ред.)
одно известное
литературное общество и особое литературное приложение главная газета, кстати, та самая, которая
восемь лет тому назад уделила критической статье о «Психологических типах» всего два небольших
фельетона. Публичные лекции Юнг вынужден нередко повторять, чтобы дать возможность всем
желающим прослушать их.
Знаменитый профессор синологии Рихард Вильгельм, книги которого свидетельствуют о
глубочайшем проникновении в дотоле неизведанные еще стороны китайской души, считает себя, после
изучения трудов Юнга и после бесед с ним, обязанным констатировать довольно таинственный факт
наличия у Юнга всей той подлинной китайской премудрости, обрести которую немыслимо из старых
или модных книг о культуре и религии Дальнего Востока и окунуться в которую он, Вильгельм, имел
счастье благодаря многолетнему пребыванию в Китае и случайному знакомству с последними наиболее
выдающимися представителями древних учений конфуцианства и игинга. «Во всем объеме значение
Юнга, — пишет профессор Вильгельм, — еще и не может быть признано в Европе»...
«Непосредственный душевный путь дальневосточных людей является для европейца
неудобопроходимым вследствие связанности культурным наследием христианства и греческой
философии»...
«Несмотря на эту затрудненность. Юнг нашел некий путь, соприкоснувшийся с итогами
дальневосточной мудрости»... «Его типология странным образом совпадает с наидревнейшей китайской
мудростью, первоисточников которой он, создавая свою типологию, знать не мог». [В Китае Юнг
никогда не был. Если профессор Вильгельм говорит о «своей встрече с Юнгом в Китае», он имеет в виду
идею, а не территорию.] «Это согласие простирается до такой глубины, что в типологии Юнга внезапно
иногда проступают особенные черты китайского тайноведения, книги которого не появлялись еще в
переводе ни на одном из европейских языков». И профессор Вильгельм делает, шутя, предположение,
что Юнг был в одном из прежних своих воплощений китайцем, почему он «в своем бессознательном
сохранил для Центральной Европы богатый клад древнейшей мудрости». «Но, — говорит профессор
Вильгельм, — согласие швейцарского исследователя с древним китайским мудрецом, конечно,
