 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
как фантазия.
Но все великое вначале было фантазией. Мы видим, что интеллект, закосневший в
самоцели, поставленной наукой, сам себе преграждает путь к источнику жизни. Для интеллекта
фантазия не что иное,
как мечта, как «сон-желание» (Wunschtraum) —
этим он выражает желанное и
необходимое для науки пренебрежение к фантазии. Наука, как самоцель, необходима нам, пока задача
состоит в том, чтобы эту науку развивать дальше. Но добро становится злом, как только дело доходит до
самой жизни, требующей развития. Из этого вытекает, что подавление свободно созидающей фантазии
было до поры до времени исторически необходимым, а именно как культурный процесс в развитии
христианства; такой же необходимостью является для нашего естественно-научного века подавление
фантазии в других отношениях. Не следует забывать, что творческая фантазия может разрастись и
выродиться в самое пагубное явление, если не поставить ей надлежащих границ. Но этими границами
никогда не будут те искусственные загородки, которые ставит интеллект или благоразумное чувство: эти
границы ставит нужда и непоколебимая действительность.
Различные исторические эпохи ставят различные задачи, и лишь впоследствии можно с
уверенностью сказать, что должно и чего не должно было быть. Мы видим в каждый данный
исторический момент борьбу между различными убеждениями, ибо «война — начало всего». Только
история разрешает спор. Вечной истины нет — истина является лишь программой. Чем более истина
претендует на вечность, тем менее она жизненна и ценна: она ничего не может нам больше поведать,
ничему научить, потому что она разумеется сама собой.
Известные мнения Фрейда и Адлера ясно показывают нам, как психология, оставаясь в строго
научных рамках, оценивает фантазию. По интерпретации Фрейда фантазия сводится к элементарным
каузальным инстинктивным процессам. Согласно Адлеру, она сводится, напротив, к элементарным
финальным (final) намерениям эго. У Фрейда — это психология влечения, у Адлера — эго-психология.
Влечение является безличностным биологическим явлением. Естественно, что психология, основанная
на нем, должна пренебрегать эго, ибо последнее обязано своим существованием principium individuationis,
то есть индивидуальному дифференцированию, которое вследствие своей единичности не входит в круг
общих биологических явлений. Хотя общие биологические влечения также способствуют образованию
личности, однако именно индивидуальное не только существенно отличается от общего влечения, но
даже составляет самую резкую противоположность ему, точно так же, как индивид в качестве личности
всегда отличается от коллектива. Сущность индивида заключается именно в этом различии. Всякая эго-
психология поэтому должна исключать и обходить коллективный элемент, присущий психологии
влечения, потому что эго-психология описывает именно процесс, с помощью которого эго отделяется от
коллективных влечений. Характерная враждебность между представителями обеих точек зрения
проистекает оттого, что одна точка зрения, последовательно проведенная, неминуемо ведет к
обесцениванию и уничижению другой. Естественно, что представители обеих точек зрения будут
считать свою теорию общезначимой, до тех пор пока не признают, что между психологией влечения и
эго-психологией существует коренное различие. Это отнюдь не исключает возможности для психологии
влечения построить, например, наряду со своей также и теорию эго-процесса. Это для нее вполне
возможно, но ее построение будет таково, что покажется эго-психологу отрицанием его собственной
теории. Если поэтому у Фрейда иногда и проявляются «эго-влечения», они, в общем, всегда влачат лишь
скромное существование. У Адлера, напротив, все выглядит так, будто сексуальность является чуть ли
не привеском, который так или иначе служит элементарным намерениям власти. Принцип Адлера
заключается в обеспечении личной власти, которую Адлер ставит над коллективными влечениями. В
свою очередь, у Фрейда влечение подчиняет эго на службу своим целям настолько, что эго выглядит не
более чем функцией влечения.
Научная тенденция в случае обоих типов направлена на то, чтобы свести все к собственному
принципу и вновь все вывести из него. Такой процесс особенно легко произвести над фантазиями, ибо
фантазии, в противоположность функциям сознания, к реальности не приспосабливаются и объективно
не ориентируются, а выражают как чисто инстинктивные, так и эго-тенденции. Тот, кто стоит на точке
зрения влечения, без труда найдет в них «исполнение своих желаний», «инфантильное желание»,
«вытесненную сексуальность». Тот, кто стоит на точке зрения эго, точно так же легко найдет в них
элементарное намерение обезопасить и дифференцировать эго, так как фантазии суть продукты
посредничества между эго и влечениями. Из этого следует, что фантазия заключает в себе элементы
