 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
осязания.
«Мы уже более не индивиды, а род». Конечно, если мы отождествляемся с мышлением или
вообще исключительно с какой-либо одной функцией, то мы становимся коллективными,
общезначимыми существами, но вместе с тем совершенно отчужденными от самих себя. Такова роль
этой одной четверти психики; остальные три четверти повергаются во мрак, вытесняются и
оказываются неполноценными. Тут мы могли бы спросить вместе с Руссо: «Неужели это природа уносит
нас так далеко от нас самих?» Вряд ли главным образом природа; вернее сказать, что наша собственная
психология варварски переоценивает одну из функций и дает увлечь и поглотить себя ею. Правда, этот
порыв (impetus) тоже есть часть природы; это именно и есть та энергия необузданного влечения, которой
так пугается дифференцированный тип, когда она проявляется «случайно» не в той идеальной функции,
в которой ее прославляют и почитают за божественный энтузиазм, а в функции подчиненной; Шиллер
ясно высказывает это в следующих строках: «Но процесс изменений увлечет за собой твою
индивидуальность и твою потребность, и то, к чему ты пламенно теперь стремишься, станет со
временем предметом твоего отвращения».
Но проявляется ли необузданный, безмерный и несоответственный элемент в чувствительности
—
in abjectissimo loco —
или же в самой развитой функции как переоценка и обожествление ее, это, в
сущности говоря, остается всегда одним и тем же, а именно варварством. Однако мы этого не в
состоянии признать, пока находимся под гипнозом предмета действий, теряя при этом из виду вопрос
о том, как совершается поступок.
Быть тождественным с одной лишь дифференцированной функцией — значит быть
коллективным, но уже, конечно,
не коллективно-тождественным, как первобытный человек, а
коллективно-приспособленным; постольку «нашими устами высказывается суждение всего духовного
мира», потому что мы думаем и говорим тогда вполне согласно с общим ожиданием всех тех, чье
мышление дифференцировано и приспособлено в той же мере. Точно так же и «наше действие
осуществляет выбор всех сердец», если мы мыслим и поступаем так, как все желали бы, чтобы мыслили
и поступали. Ведь все верят, что нет ничего лучшего и более желательного, чем достижение по
возможности полного тождества с одной дифференцированной функцией, потому что такое тождество
приносит самые очевидные общественные преимущества; недочетам же человеческой природы, из
которых подчас состоит большая часть индивидуальности, оно приносит величайший вред. «Когда
утверждаешь, — говорит Шиллер, — первичный, а следовательно, и необходимый антагонизм двух
влечений, тогда, конечно, не остается другого средства поддержать единство в человеке, как установить
безусловное подчинение чувственного разумному. Но из этого может получиться лишь однообразие, а
не гармония, и человек навек останется разделенным». «Так как трудно остаться верным своим
правилам при всей подвижности чувств, то берутся за более удобное средство, а именно укрепляют
характер, притупляя чувства; ибо, конечно, гораздо легче жить в мире с обезоруженным противником,
чем господствовать над храбрым и бодрым врагом. К этой операции, главным образом, и сводится так
называемое формирование человека, притом в лучшем значении этого слова, когда имеется в виду
выработка внутреннего, а не только внешнего человека. Сформированный таким образом человек,
конечно, не будет и не покажется грубым по природе, но он в то же время, забронированный своими
принципами от всех естественных ощущений, будет одинаково равнодушен как к внутреннему, так и к
внешнему человеку».
Шиллеру также известно, что обе функции — мышление и аффективность (чувство-ощущение) —
могут замещать друг друга, что, как мы видели, и происходит именно тогда, когда отдают предпочтение
одной из функций. «Человек может переместить интенсивность, необходимую для деятельной силы, на
пассивную функцию (чувство-ощущение), отдать преимущество содержательному влечению перед
оформляющим и превратить воспринимающую способность в определяющую. Или же он может
переместить экстенсивность, свойственную пассивной силе, на деятельную силу (на позитивное
мышление), отдать преимущество материальному влечению перед содержательным и заместить
воспринимающей способностью определяющую. В первом случае он никогда не станет самим собою, во
втором он никогда не станет ничем иным».
Эти замечательные слова заключают в себе многое из того, о чем мы уже говорили выше. Когда
сила позитивного мышления притекает к чувство-ощущению — а это было бы равносильно обращению
