2.
Ролз истолковал свой первый принцип справедливости (который можно понимать в
качестве универсалистского принципа отрицательной свободы) как содержание
рационального консенсуса среди индивидов, которые, овладевая тем, что он называет
«исходной позицией», скрытой под «маской неведения», и опираясь на чисто
стратегические целенаправленные выкладки, будут пытаться «вычислить», какого
рода основной общественный уклад был бы наиболее выгоден им. Понятие
«исходной позиции», являющееся теоретической фикцией, это прием,
используемый Ролзом, чтобы убедить, будто целенаправленные, стратегические
расчеты индивидов осуществляются в условиях ограничений, поставленных уни-
версалистской моралью
26
. По этой причине первый принцип справедливости Ролза
очень близок к кантовскому определению «права», которое я цитировал ранее, и еще
ближе к гегелевской концепции «абстрактного права». Интересно, что
подразумеваемый здесь консенсус это «трансцендентальный» консенсус: при
наличии множества индивидов каждая отдельная индивидуальность, рационально
рассчитывающая под маской неведения собственные интересы, придет к одному и
тому же заключению. Никаких рациональных переговоров или дискурса между
индивидами не требуется. Это и есть «трансцендентальная» аргументация иного
рода, чем та, которая присутствует в оправдании метапринципов рационального дис-
курса в смысле Хабермаса; т. е. принцип, искомый Ролзом, не является ни
метапринципом такой дискурсии, ни специальной моральной нормой, что могла бы
стать содержанием возможного рационального консенсуса (опять же в смысле
Хабермаса). Скорее это метапринцип справедливости для индивидов, которые хотят
максимального расширения сферы отрицательной свободы для себя и готовы
гарантировать равную сферу отрицательной свободы любому другому. Эти индивиды
суть «абстрактные» индивиды, и потому их свобода есть «абстрактная» свобода.
Далее интересно наблюдать, как Ролз пытается следовать процедуре, в некотором
смысле аналогичной той, которую избрал Гегель. Ибо Ролз стремится показать, что его
«бедная» концепция справедливости, если продумать все ее смысловые связи и «вы-
воды» относительно возможной институации, приведет к универсалистской концепции
коммунальной (коллективной) свободы в том духе который я назвал демократической
формой нравственной жизни. Конечно, процедура Ролза, если она сводится к частному
«переходу» от «абстрактного права» к «конкретной нр. зственной жизни», резко
отличается от гегелевской. Наиболее важное отличие состоит в том, что для Ролза
первый принцип справедливости, т. е. принцип равной свободы, прямо ведет к
принципу равных прав на политическое участие»». Здесь я не хочу защищать никакич
деталей в теории Ролза, но нахожу достойным внимания в ней, что для подобного
построения, видимо, не существует внутренних пределов возможному концептуальному
и антропологическому обогащению «абстрактной» концепции справедливости как
отправной точки всей конструкции. На известном этапе можно бы даже ввести идею
коммуникативной рациональности. Отсюда следует, что как будто не должно быть
проблем с возвращением в лоно коммуна-листской концепции свободы. Однако в этой
последней изначально подразумевается, что она предназначена для современного мира,
ибо вся конструкция берет начало в самой сердцевине современного сознания, так
сказать, с Канта, т. е. с универсальной концепции права и морали. Поэтому остается и
известного рода дуализм гражданского общества и государства, встроенный в эту
конструкцию с самого начала, дуализм, который имеет нормативное содержание. И
этот нормативный дуализм, возможно, составляет также общее истинное содержание в
политических философиях Гегеля, Милля и Токвиля. Напротив, концепция
коллективной свободы, которая строится исключительно на идее коммуникативной
рациональности, не содержит такого нормативного дуализма именно потому, что
никакой принцип отрицательной свободы в нее не встроен. В этом, конечно, и причина,
почему «атомистические» аспекты гражданского общества получают признание в
теории Хабермаса только с точки зрения необходимой «редукции сложности», т. е. в
|