Он составлял завещание каждый раз, когда у него болел зуб или начинался насморк.
Он стонал и охал, как раненый бизон. Он задыхался при слове "поликлиника" и
взывал к моему милосердию. Требовал добить его, чтобы избавить от
нечеловеческих страданий. Держа меня за руку, он благородно советовал перед
продажей покрасить старенький "Опель" . И, как настоящий мужчина, сдерживая
рыдания на смертном одре, прощался с милыми его сердцу вещами: музыкальными
дисками, мобильным телефоном и газетой "Спорт-экспресс".
Он умел молчать. Он мог целый вечер просидеть перед экраном телевизора и не
проронить при этом ни слова. Дай ему волю - он, знающий два языка и имеющий
высшее образование, ограничил бы общение со мной тремя фразами: "Доброе утро,
дорогая", "Что у нас на ужин, любимая?" и "Иди ко мне"... Справедливости ради
надо отметить, что его общение с мамой или телефонные разговоры с приятелями
тоже не отличались особым красноречием. А его взаимоотношения с лучшим
другом строились на совместном просмотре футбольных матчей и произнесении
емких комментариев: "Пас! Пас, я сказал!.. Ну-у, говнюк!.. Вить, дай пива..."
Умея молчать, он не выносил тишины. Этого парадокса я так и не разгадала. Мало
того, что к музыкальному центру он прикасался чаще, чем ко мне, - он практически
никогда не отходил от телевизора, переключая каналы со скоростью света. От
начала до конца мой любимый смотрел только новости и спортивные передачи.
Все остальное время он щелкал пультом. Картинки в телевизоре мелькали, как в
жутком калейдоскопе. У меня кружилась голова. И упаси Господи стать на линию
между ним и телевизором. Тут же следовал резкий дипломатический демарш: "Уйди
с экрана!"
Он ревностно охранял свою территорию. Его владениями считались: место за
столом - раз и любимое кресло - два. Даже гости не могли сесть на его табуретку в
кухне. А бедный кот пулей вылетал из мягкого кресла, едва заслышав знакомую
тяжелую поступь. Я границ не нарушала. Женская интуиция подсказывала мне, что
лучше не посягать на мужской трон, его священную кружку и державные тапочки.
Зато можно спрятать ненавистные гантели. Или даже сдать их в металлолом - мой
драгоценный спортсмен пропажу вряд ли заметит.
Надзор и контроль. "Ты с кем это говорила по телефону?.. Кто этот очкарик на
фотографии?.. Ты где была с четырех до пяти?.. Откуда у тебя эти сережки?.." "С
подругой. Мой брат. В парикмахерской. Ты подарил..."
Я уже не могла часами лежать в душистой ванне. Мой девяностокилограммовый
зайчик пытался прорваться в помещение. То ему срочно нужна была зубная щетка.
То возникала экстренная необходимость осмотреть уже два месяца текущий кран.
То его интересовало, поместится ли он рядом со мной и сколько воды вытеснят при
этом наши тела по закону Архимеда. То ему просто было скучно одному, и он
поскуливал под дверью, взывая к моей совести: "Я страдаю от отсутствия общения!"
Но стоило только мне выйти - страдалец тут же удовлетворенно возвращался к
своему креслу. "Эй, а как же закон А рхимеда?" - спрашивала я. "Душ приму", -
сообщал милый и утыкался носом в газету.
У него росла щетина. Росла она, конечно, и до нашего, скажем старомодно,
сожительства. Но раньше на свидания мой герой приходил гладко выбритым, а
|