 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
141
верховному командованию. Был создан специальный штаб по разложению войск противника, в
котором имелись различные национальные секции.
После окончания Первой мировой войны военно-политическое руководство крупнейших
государств мира проявило значительный интерес к опыту пропагандистского обеспечения боевых
действий. Изучение накопленного опыта осуществлялось прежде всего для того, чтобы
пропагандистские аппараты этих стран могли учесть просчеты и ошибки, допущенные ими самими,
а также их противниками. Были написаны десятки исследований, созданы специальные кафедры
во многих университетах, которые в широких масштабах приступили к подготовке
квалифицированных специалистов в области пропаганды. Были собраны обширные коллекции
листовок, газет, текстов передач громкоговорящих установок.
Обобщив эти материалы, военные теоретики почти единодушно признали за пропагандой
право стоять в одном ряду с другими составными частями военного искусства. Один из них,
англичанин П.Г. Уорбертон заявил следующее:
"В нынешние времена основной задачей в войне является не уничтожение вооруженных сил
противника, как это было раньше, а подрыв морального состояния населения вражеской страны
до такого уровня, чтобы оно заставило свое правительство пойти на мир. Вооруженное
столкновение армий — это лишь одно из средств достижения той же цели".
По его мнению, начинать пропагандистское воздействие на население страны —
потенциального противника следует задолго до объявления войны, а подготовку кадров военных
пропагандистов надо вести под видом специалистов по рекламе и газетных корреспондентов. Эту
точку зрения разделяли очень многие западные военные деятели, хотя для претворения ее в
жизнь они мало что сделали. Вплоть до сентября 1939 года большинство из них пребывало в
убеждении, что уроков 1914-18 гг. вполне достаточно для организации пропагандистского
воздействия на противника в новой войне.
Гражданская война и иностранная интервенция в России.
На всех этапах борьбы Советской России с интервентами и белогвардейцами большевики
сочетали боевые действия войск с пропагандой на противника. Такому сочетанию они придавали
исключительное значение.
Во-первых, большевики очень хорошо понимали роль идеологического воздействия на массы.
В условиях революционного подъема в России популярные лозунги быстро доходили до сознания
вражеских солдат, разлагающе действовали на их боевой дух.
Во-вторых, интервенты и белогвардейцы обладали военным и техническим превосходством
над Красной Армией. Чтобы ослабить воздействие этого фактора, требовалось в самых широких
масштабах использовать идеологическую форму борьбы.
Хорошо продуманная и разветвленная система политической пропаганды среди войск
интервентов, белогвардейцев и населения давала значительные результаты. Это признавали и
противники большевиков. Типичный пример — рецензия на книгу некоего А.А. фон Лямпе в
белоэмигрантском журнале "Часовой": "Помимо прочих причин, повлекших за собой поражение
белых, автор совершенно справедливо противопоставил блестяще организованную красную
пропаганду против бездарно-бюрократических белых "Освагов" и полного отсутствия белых
пропагандистов на фронте".
Путем пропаганды социалистических идей большевики стремились изменить политическую
ориентацию солдат противника, пробудить у них классовое сознание. Тем самым большевистская
пропаганда добивалась расслоения неприятельских армий по классовому признаку, подрыва
единства их рядов, что делало эти армии менее боеспособными.
Политическая работа среди интервентов отличалась от агитации и пропаганды в войсках
белогвардейцев. Солдат экспедиционных корпусов большевики призывали поддержать лозунг
"Руки прочь от Советской России!". В качестве конкретных путей выхода из войны им предлагали:
по примеру трудящихся России повернуть оружие против своих классовых врагов —
капиталистов;
отказываться воевать и требовать от своего командования немедленного возвращения
домой;
сдаваться в плен Красной Армии.
Наиболее действенным оказался призыв требовать отправки домой, ибо он в наибольшей
степени соответствовал сложившейся обстановке, особенностям национальной психологии солдат
стран-интервентов, совпадал с требованиями гражданского населения этих стран.
