 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
поколение через устные традиции. Как только эти правила поведения стали частью культуры, начал
действовать новый уровень естественного отбора. Культурные постулаты, приводившие к
неадаптивным последствиям, стремительно сменялись более адаптивными убеждениями. Генетические
мутации не могут ускориться в случае необходимости, а, появившись, они вряд ли окажутся полезными.
Большинство из них крайне дезадаптивны. В противоположность этому, идеи, решающие какую-либо
проблему, могут быть созданы и распространены (через речь) за несколько секунд.
Качественное отличие культурной и биологической эволюции часто приводит к большим
разрывам между ними. В течение человеческой истории и доисторического периода различные
общества служили гигантскими «лабораториями» для проверки новых идей. Наиболее радикальные
попытки изменить нормы поведения (мораль, закон и этику общества) были совершенно чужды
человеческой природе. Например, коммунистическая идеология традиционно имела сильную
интеллектуальную привлекательность, но применение ее в социуме, как правило, заканчивалось
неудачей. Коммунизм — идеальная форма государства, но лишь для насекомых, а не для приматов-
людей. Поражение и развал неадекватных социальных систем демонстрирует, как протекает
естественный отбор культурной эволюции. К несчастью, естественный отбор может быть глубоко
бессмысленным и даже страшным (с точки зрения человека) процессом. Поэтому многие ученые и
философы придерживаются позиции, что мы должны создать новые нормы поведения, основанные на
научном понимании биологической природы человека как вида.
Перечень книг на эту тему за последние годы и их авторов показывает, что эта проблема волнует
людей самых разных специальностей. Из философских трудов можно назвать: «Опасная идея Дарвина:
эволюция и смысл жизни» (Dennett, 1995), «Секретная связь: эволюция и этика» (Brandie, 1994),
«Биология и психология морального фактора» (Rottschaefer, 1998) и «С биологической точки зрения: эссе
о эволюционной философии» (Sober, 1994). Юриспруденцию представляет «Закон и разум:
биологические основы человеческого поведения» (Gruter, 1991). Психологию — «Новая научная мораль:
бейондизм» (Cattell, 1972). Биологи тоже внесли свою лепту: «Биология системы морали» (Alexander,
1987), «Происхождение добродетели» (Ridley, 1996), «О природе человека» (Wilson, 1978) и «Консенсус:
единство знания» (Wilson, 1998). Антропология породила следующие труды: «Царь зверей» (Tiger & Fox,
1971), «Оптимизм: биология надежды» (Tiger, 1979) и «Фабрика зла: этика и эволюция индустриальной
системы» (Tiger, 1991). Кроме этого существуют сборники, компилирующие эссе авторов из разных
дисциплин, например «Исследование биологических корней человеческой морали» (Hurd, 1996).
В большей или меньшей степени авторы всех этих книг, не только объясняют поведение человека
с точки зрения эволюционной адаптивности, но и пытаются обозначить новые системы моральных и
этических правил для современного общества. Предлагаемые нормы поведения, согласующиеся с нашей
биологической сущностью, звучат логично и обставлены должным образом. К несчастью, многие из
этих авторов непреднамеренно создали слабое звено в своих аргументах. Они исходно делают такие
допущения касательно эволюции и природы Вселенной, которые выходят за рамки научности. Эти
допущения звучат примерно так: «Нет ничего, кроме материального мира; все, что происходит, —
следствие законов физики. Эволюция — результат взаимодействия между этими законами физики и
случайными событиями. Таким образом, существование жизни, разума и сознания — просто
случайность, не имеющая смысла или высокого предназначения. Это базовое принятие концепции
случайности создает парадокс: существо, не имеющее высокого предназначения, борется за создание
имеющих смысл норм поведения для других бессмысленных людей». Как указывает Картмилл (Cartmill,
1998), убеждения такого рода — не более чем просто убеждения, и выходят за пределы того, что
называется наукой. Многие эволюционные психологи-писатели приняли нейробиологическую точку
зрения, описанную Криком:
«Современному нейробиологу не нужны религиозные концепции души, чтобы объяснить
поведение человека и других животных. Вспоминается, как Наполеон спросил Пьера-Симона Лапласа,
объяснявшего устройство Солнечной системы: «А где же тут Бог?» Лаплас ответил на это: «Сир, я не
испытываю потребности в этой гипотезе». Не все ученые-неврологи считают идею души мифом
(наиболее показательным исключением является сэр Джон Экклес), но большинство из них. Они не
могут доказать неверность этой идеи. Скорее, на данный момент они не испытывают потребности в
этой гипотезе» (Crick, 19.94; р. 6-7.)
