 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
утраченное в нижней области живота при обстоятельствах крайнего беспокойства. Считает ли Мэри
пенис таким агрессивным оружием? И не инсценирует ли она тот факт, что у нее его нет? По рассказам
матери, вполне вероятно, что при поступлении в детский сад у Мэри появилась первая возможность
ходить в туалет вместе с мальчиками, а посещения туалета, как уже говорилось, служили поводом для
тревоги.
Мать Мэри стучится в дверь в тот момент, когда я думаю о ней. Она оставила ребенка, теперь
уже совершенно успокоившегося, снаружи и вернулась, чтобы кое-что дополнить к биографии дочери.
Мэри родилась с шестым пальцем, который ей удалили примерно в шесть месяцев: на левой руке у нее
остался шрам. Как раз до появления ее приступов тревоги, Мэри неоднократно «и настойчиво»
спрашивала об этом шраме («Что это? Что это?») и получала шаблонный ответ: «комар укусил». Мать
согласилась с тем, что в более раннем возрасте девочка вполне могла присутствовать при разговорах,
где упоминалась ее врожденная аномалия. А недавно, добавила она, Мэри стала столь же настойчивой в
своем сексуальном любопытстве.
Теперь мы можем лучше осмыслить тот факт, что Мэри беспокоит агрессивное использование
собственной руки, которую лишили пальца, и что, возможно, она ставит знак равенства между рубцом
на руке и своим генитальным «рубцом», между утраченным пальцем и отсутствующим пенисом. Кроме
того, такая ассоциация, вероятно, приводит в соприкосновение наблюдение половых различий во время
игр в детском саду и безотлагательный вопрос об угрожающей операции.
До того как привести ко мне девочку во второй раз, мать рассказала еще об одном происшествии.
Недавно по сексуальному любопытству Мэри был нанесен особый удар, когда ее отец, ставший
раздражительным из-за опасения лишиться средств к существованию в результате регионального роста
безработицы, проявил нетерпимость по отношению к дочери, которая по обыкновению пришла к нему в
ванную комнату. Как отец сам мне потом рассказывал, фактически он вытолкал девочку из ванной,
сердито повторяя: «Не лезь сюда!»
[«You stay out of here!» Именно
эта английская фраза дает
возможность лучше понять последующее игровое поведение Мэри. -
Прим. пер.] Ей нравилось
наблюдать за процессом бритья и, кроме того, в связи с последними событиями она расспрашивала отца
(к легкой досаде последнего) о его половых органах. Строгое соблюдение заведенного порядка, когда
она могла делать, говорить и спрашивать одно и то же по многу раз, всегда было необходимым
условием внутренней безопасности Мэри. Девочка была «убита горем» вследствие отлучения от туалета
отца.
Мы с матерью обсудили также и тот факт (о котором я уже упоминал), что педиатр отнес
нарушение сна и дурной запах изо рта Мэри на счет плохого состояния ее миндалин и что мать и врач
дискутировали в присутствии ребенка о необходимости срочной операции. Тогда, операция (удаление)
и сепарация (отделение), как можно увидеть, являются общими знаменателями: фактическое удаление
пальца на руке, ожидаемое удаление миндалин и мифическая операция, посредством которой мальчики
становятся девочками; разлучение с матерью на время посещения детского сада и отделение от отца.
Это и было тем минимальным расстоянием, на какое нам, после первого сеанса наблюдения за игрой,
удалось приблизиться к значениям, на которых, казалось, сходились все элементы игры и
биографические данные Мэри.
Полной противоположностью распаду игры является насыщение игрой, то есть такая игра, из
которой ребенок выходит восстановленным, как спящий из сновидений, «возымевших должное
действие». Распад и насыщение легко заметны и понятны лишь в редких случаях. Чаще они размыты и
их приходится устанавливать путем тщательного исследования. Но с Мэри все было иначе. Во время
второй нашей встречи она угодила мне образцом игрового насыщения, столь же впечатляющим, как и
образец распада ее игры.
Вначале Мэри снова застенчиво улыбалась мне и опять отворачивалась, держась за руку матери
и настаивая, чтобы та вошла с ней в кабинет. Однако стоило им оказаться в комнате, как девочка
отпускает материнскую руку и, забыв о нашем - матери и моем - присутствии, начинает оживленно, с
очевидной решимостью и целеустремленностью играть. Я быстро закрываю дверь и жестом приглашаю
мать присесть, поскольку не хочу разрушать игру.
Мэри направляется в угол комнаты, где на полу лежат кубики. Она выбирает два кубика и
устанавливает их так, чтобы можно было встать на них всякий раз, когда ей приходится возвращаться в
угол за другими кубиками. Таким образом, игра снова начинается с удлинения конечностей, на этот раз
ее ног. Без заминок совершая рейсы в угол и обратно, Мэри собирает кучу кубиков в центре комнаты.
Затем опускается на колени и строит на полу маленький дом для игрушечной коровы. Около четверти
часа она полностью поглощена задачей сложить домик так, чтобы он был строго прямоугольным и в то
