 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
бабушка символизирует достоинство, как недавно выяснилось, которое позволяет Кремлю выжидать, а
русскому народу продолжать терпеть.
Вторая система образов, по-видимому, касается дихотомии «дерево-огонь». Дядья и другие
мужчины - крепкие, плотные, грузные, неуклюжие и тупые - напоминают собой деревянные чурбаки
(logs of wood), которые, однако, легко воспламеняются. Они - дрова, но они же - и огонь. Спел¸натое
«полено» с его тлеющим вазомоторным бешенством, «деревянные» русские люди с их эксплозивной
душой - являются ли такие образы остатками недавнего, а для России, так и вообще следами нынешнего
деревянного века?
Дерево служило материалом для строительства укреплений вокруг городов и
топливом для раскаленных печей в долгие холодные зимы. Кроме того, оно служило основным
материалом для изготовления орудий труда. Но оно таило в себе опасность быть истребленным
вследствие своей горючести. Дома, деревни и деревянные орудия сгорали дотла - фатальная тенденция,
если иметь ввиду, что и сами леса погибали в пожарах, уступая место степям и болотам. К каким
магическим средствам прибегали люди для их спасения?
Третья система образов строится вокруг железа и стали.
В фильме она представлена только
образом маленького колеса для л¸нькиной коляски. Мальчишки находят колесо в куче мусора, но
вместо того, чтобы выручить за него деньги, они приспосабливают его в качестве детали протеза для
локомоторного освобождения Л¸ньки. Однако, помимо этого, колесо занимает особое место среди
основных изобретений человечества. Оно превосходит орудия труда, представлявшие собой простые
расширители и заменители конечностей; движущееся само по себе, колесо кладется в основу идеи
машины, которая, будучи созданной руками человека и им же управляемой, тем не менее развивает
некоторую автономию как механический организм.
Разумеется, за пределами этого образа, сталь во многих отношениях выступает как символ
нового душевного склада. Тогда как образы дерева и огня говорят о циклической личности,
характеризуемой равнодушным тяжелым трудом, детской доверчивостью, внезапными вспышками
пожирающей страсти и гнетущим чувством обреченности, образы стали указывают на неподкупный
(«нержавеющий») реализм и длительную, дисциплинированную борьбу. Ибо сталь выковывается в
огне, а не горит и не разрушается в нем. Владеть сталью - значит восторжествовать над слабостью
живой плоти, над смертностью и воспламеняемостью деревянной души (wood-mind). Когда сталь
выкована, она кует новое поколение и новую элиту. Должно быть, именно такую коннотацию имеют, по
крайней мере, «фамилии» Сталина (сталь) и Молотова (молот), да и официальное поведение,
беспрерывно подчеркивающее неподкупность восприятия большевика, его зоркость, сталеподобную
ясность его решений и машиноподобную твердость действий. При обороне, такое хладнокровие снова
оборачивается деревянностью - или пламенной риторикой.
Теперь мы видим, куда намеревался держать свой курс Горький и куда этот фильм о юности
русской революции его ставит: в тот называемый «интеллигенцией» авангард революционеров,
который - при всех своих болезненных размышлениях - подготовил новую мораль, учась схватывать и
удерживать сначала факты и думы, а затем политическую и военную власть. Нам трудно себе
представить, какого сверхчеловеческого воодушевления, по-видимому, требовало в то время решение
Ленина просить рабочих и крестьян на распадавшихся фронтах не бросать свое оружие; и каким чудом,
должно быть, казалось, что измученные массы исполнили его просьбу. Именно Горький называл
писателей «инженерами человеческих душ» («engineers of society») и, в свою очередь, говорил об
изобретателе как о «поэте в области научной техники, который возбуждает в народе своем разумную
энергию, творящую добро и красоту». По мере того, как революция упрочивала свои позиции,
высокообразованная и, во многих отношениях, европиезированная интеллектуальная элита уступала
место плановой, тщательно подготовленной элите политических, промышленных и военных инженеров,
считавших себя аристократией исторического процесса. Они и есть сегодня наши противники,
хладнокровные и опасные. [Речь идет о периоде холодной войны. - Прим. пер.]
Но было время, когда интеллигенция страстно хотела принадлежать и служить народу; вне
всякого сомнения, это она - интеллигенция - усилила в темных и неграмотных массах русского народа
(или, во всяком случае, в решающей доле таких масс) стремление найти свою национальную
идентичность в мистическом деле интернационала, - и была, в свою очередь, расширена этим
стремлением. В Ал¸ше мы видим сына мистического и связанного с землей прошлого, а также отца-
основателя будущего, индустриального мира.
Сын американского фермера - это потомок отцов-основателей, которые сами были мятежными
сыновьями. Они - наследники реформации, возрождения, появления национализма и революционного
индивидуализма - не захотели прятаться за корону или крест. Перед ними лежал новый континент,
