 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
определенный
график прегенитальных назначений либидо успешно выполняется, сексуальность
ребенка постепенно изменяется, переходя в недолговечную детскую генитальность, которая должна
тотчас же стать более или менее «латентной», преобразованной и отклоненной от прямой цели. Ибо
детородные органы еще не созрели, а первые объекты незрелого полового желания навсегда закрыты
всеобщим табу инцеста.
Что касается следов прегенитальных желаний, все культуры в известной степени позволяют те
или иные виды негенитальной сексуальной игры, и называть их перверзиями следовало бы лишь в том
случае, если бы они имели тенденцию замещать или вытеснять собой господство настоящей
генитальности. Однако значительное количество прегенитального либидо сублимируется,
то есть
отводится от сексуальных к несексуальным целям. Так, доза детского любопытства, касающегося
«событий» в теле матери, может усилить рвение мужчины понять действие механизмов и химических
реакций. Или он может жадно впитывать «молоко мудрости» в тех случаях, когда прежде желал более
осязаемой жидкости из более чувственных сосудов. Или же может собирать разные вещи во
всевозможные коробки и ящики, а не перегружать ободочную кишку. В прегенитальных тенденциях,
которые человек подавляет вместо того, чтобы перерастать, сублимировать или допускать их в
сексуальную игру, Фрейд усматривал самый важный источник невротического напряжения.
Конечно, наиболее успешные сублимации составляют неотъемлемую часть культурных
тенденций и становятся неузнаваемыми в качестве сексуальных дериватов. Лишь тогда, когда какое-то
занятие оказывается слишком усердным, крайне эксцентричным, подлинно маниакальным, его
«сексуальное» начало можно распознать и у взрослых. Но здесь сублимация находится на грани распада
и, вероятно, была неправильной с самого начала. Именно в этом врач Фрейд стал критиком своей
викторианской эпохи. Его вывод: общество безрассудно деспотично в требовании невозможных
подвигов сублимации от своих детей. Верно, какое-то количество сексуальной энергии может и должно
сублимироваться, - общество на него рассчитывает. Поэтому, пожалуйста, отдайте обществу то, что ему
принадлежит, но сначала передайте ребенку ту либидинозную витальность, которая и делает стоящие
сублимации возможными.
Только тот, кому приходится осваивать сложнейший лабиринт психических нарушений и
ординарных душевных вывихов, может сполна оценить, какой ясный и объединяющий свет был пролит
на
темные, глухие места теорией либидо, или мобильной сексуальной энергии, содействующей как
«возвышенным», так и «низменным» формам человеческих стремлений, а часто - тем и другим
одновременно.
Однако широкие теоретические и терминологические проблемы остаются еще неразрешенными.
Решив сосредоточиться на истинно релевантных для психологии вопросах, Фрейд пришел к
заключению, что открыть сексуальность заново - было самой важной работой, которую предстояло
сделать. И здесь исторический пробел пришлось заполнять с помощью терминологии, неожиданным
образом смешивающей древнюю мудрость и современное мышление. Возьмем термин «истерия».
Древние греки полагали (или во всяком случае выразили свои предположения в формулировке,
гласившей), что у женщин истерия вызывалась сорвавшейся в бешенстве с цепи маткой; она рыскала по
телу, сдавливая одно и блокируя другое. Для Фрейда матка, конечно, была генитальной идеей (а не
детородным органом), которая, оказавшись отделенной от своей цели, вызывает блокировку подачи
либидо к гениталиям (фригидность). Этот приток либидо мог быть обращен и перемещен по траектории
какой-нибудь символической ассоциации с детскими зонами и модусами. Тогда позывы на рвоту,
возможно, выражают защитное извержение наверху, отвращающее взрыв подавленного полового
желания внизу. Для выражения того, что поток либидо (libidinization), отведенный от гениталий,
проявляется тем самым в другом месте, Фрейд воспользовался языком современной ему
термодинамики, то есть терминами сохранения и преобразования энергии. В результате многие
положения, имевшие статус рабочей гипотезы, становились незыблемыми истинами, на подтверждение
которых с помощью наблюдения или эксперимента, казалось, не стоило даже тратить силы и время.
Великие новаторы всегда говорят на языке аналогий и притч своей эпохи. Фрейду тоже
пришлось проявить мужество, чтобы широко применять в работе собственную (как он сам ее называл)
«мифологию». Истинное прозрение переживает свою первую формулировку.
По-моему, отношение Фрейда к либидо до некоторой степени сходно с трактовкой темы бури
Джорджем Стюартом. Стюарт делает главный природный катаклизм центральным героем своей
повести.
[George R. Stewart, Storm,
Random House, New York, 1941.] Он описывает жизненный цикл и
индивидуальность природного события. И это выглядит так, как если бы мир и населяющие его люди
существовали только ради торжества бури, которая оказывается мощным средством обогащения нашего
