от того, участвуют ли в этом рот и органы чувств, либо другие отверстия», рецепторы или формы
поведения. Данный вид фиксации позже перемещается к другим зонам.
Однако на этой стадии даже самое доброжелательное окружение не способно уберечь малыша от
травматического изменения - одного из самых жестоких изменений, поскольку ребенок еще так мал, а
встающие на его пути трудности обширны. Я говорю об общем развитии импульсов и механизмов
активного хватания, прорезывания зубов и близости этого процесса к процессу отнятия от груди и
отделения от матери, которая может вернуться к работе или снова забеременеть.
Ибо именно здесь «добро» и «зло» входят в мир ребенка, если его базисное доверие к себе и
другим уже не было поколеблено на первой стадии чрезмерно провоцируемыми или затягиваемыми
параксизмами ярости и изнеможения. Конечно, невозможно знать, что чувствует младенец, когда его
зубы «с трудом пробиваются изнутри», причем в той самой ротовой полости, которая до этого времени
была главным локусом удовольствия и, к тому же, главным образом удовольствия. Невозможно также
узнать, какого рода мазохистская дилемма возникает в результате того, что напряжение и боль,
причиняемые режущимися зубами (этими внутренними диверсантами!), можно облегчить только кусая
еще сильнее. Это, в свою очередь, добавляет к телесной социальную дилемму. Ибо если кормление
грудью продолжается на стадии кусания (что, в общем, всегда было нормой), малышу необходимо
научиться сосать не кусая, с тем чтобы у матери не было повода отдергивать сосок от боли или
раздражения. Наша клиническая работа показывает, что этот момент в ранней истории индивидуума
может быть началом злосчастной разделенности, когда гнев, обращенный на мучающие ребенка зубы,
направленный против лишающей матери, и ярость, вызванная бессилием собственного гнева, сливаясь
вместе, ведут к переживанию сильного смятения (садомазохистского характера), оставляющего общее
впечатление, что когда-то давно человек разрушил единство с материнской средой. Эта самая ранняя
катастрофа в отношении индивидуума к себе и к миру, вероятно, служит онтогенетическим вкладом в
библейское сказание о рае, где первые люди на земле навсегда потеряли право срывать без усилий те
плоды, что были отданы в их распоряжение; они вкусили от запретного яблока и тем самым прогневили
Бога. Мы должны понять, что огромная глубина, равно как и универсальность этого сюжета,
свидетельствуют, по-видимому, о большей (чем принять считать) важности раннего отрезка истории
индивидуума. Следует стремиться к тому, чтобы такое раннее единство младенца с матерью было
глубоким и приносящим удовлетворение, чтобы малыш подвергался действию этого неизбежного «зла»
в человеческой природе умеренно и, по возможности, без отягчающих обстоятельств, да еще получая
соответствующее утешение.
Рассматривая первую оральную стадию, мы говорили о взаимном регулировании способа
ребенка принимать то, в чем он нуждается, и способов матери (культуры) давать ему это. Однако есть
стадии, отмеченные таким неминуемым проявлением ярости и гнева, что взаимное регулирование
посредством дополняющего поведения не может служить подходящей для них моделью. Приступы
ярости от режущихся зубов, вспышки раздражения от мышечного и анального бессилия, неудачи
падения и т. д. - все это ситуации, в которых интенсивность импульса приводит к его собственному
поражению. Родители и культуры используют и даже эксплуатируют эти инфантильные схватки с
внутренними гремлинами для подкрепления своих внешних требований. Но родители и культуры
должны также отвечать требованиям этих стадий и заботиться о том, чтобы первоначальная взаимность
как можно меньше терялась в процессе продвижения от фазы к фазе. Поэтому отнятие от груди не
должно означать внезапной утраты груди и лишения успокаивающего присутствия матери, если,
конечно, культурная ситуация не является гомогенной, когда можно быть уверенным, что другие
женщины в ощущениях ребенка будут практически неотличимы от родной матери. Резкая утрата любви
матери, к которой ребенок уже привык, без подходящей замены в это время может привести (при
прочих отягчающих условиях) к острой младенческой депрессии или к неострому, но хроническому
состоянию печали, способному придать депрессивный оттенок всему остатку жизни. [Рене Спитц (Rene
Spitz) назвал это «анаклитической депрессией». См. его статьи в The Psychoanalytic Study of the Child,
Vols. I-IV, International University Press, New York, 1945-49.] Но даже при самых благоприятных
обстоятельствах эта стадия оставляет эмоциональный осадок первородного прегрешения и осуждения и
всеобщей ностальгии по потерянному раю.
В таком случае оральные стадии формируют у младенца родники базисного чувства доверия и
базисного чувства недоверия,
которые остаются эндогенным источником примитивной надежды и
обреченности на всем протяжении жизни. Они будут рассмотрены позднее в качестве первого
нуклеарного конфликта развивающейся личности.
|