 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
244
ство арабских стихов, воспевающих возлюбленную; конечно, есть и дурные женщины; но
есть и настолько восхитительные, что чувственный мужчина доверчиво вверяет себя их
объятиям, не чувствуя при этом никакого унижения. Герой же Монтерлана всегда
занимает оборонительную позицию: «Брать, не будучи взятым, — это единственная
приемлемая формула в отношениях высшего существа с женщиной»!. Он охотно говорит
о моменте желания, который кажется ему агрессивным, мужским моментом; от момента
же наслаждения он уклоняется; может, он рискует обнаружить, что и сам потеет,
задыхается, «источает запахи»; но нет: ибо кто дерзнет вдыхать его запах и ощущать его
испарину? Его беззащитная плоть ни для кого не существует, потому что возле него
никого нет: он — это только сознание, чистое присутствие, прозрачное и полновластное; и
если даже удовольствие существует и для его сознания, он этого не учитывает; это бы
означало дать над собой власть. Он снисходительно говорит об удовольствии, которое
дает, но никогда о том, которое получает: получать — значит зависеть. «От женщины мне
надо одно — доставить ей удовольствие»2; живое тепло вожделения привело бы к
сообщничеству — он же этого не допускает и предпочитает надменное одиночество
господства. У женщин он ищет не чувственного, а рассудочного удовлетворения.
И прежде всего — удовлетворения гордыни, которая желает выразить себя, не
подвергаясь при этом никакому риску. Перед женщиной «испытываешь то же чувство, что
перед лошадью или быком, к которым хочешь приблизиться: ту же неуверенность, ту же
радость от возможности измерить свою силу3. Мериться силой с другими мужчинами
было бы слишком самонадеянно; они бы сами вмешались в испытание, ввели бы
совершенно неожиданные системы координат и вынесли бы чужой приговор; когда же
имеешь дело с быком или лошадью, ты сам себе судья, что несравнимо надежнее. И с
женщиной, если ее правильно выбрать, можно остаться совсем одному: «Я не могу
любить на равных, потому что в женщине я ищу ребенка». Эта банальность ничего не
объясняет; почему, собственно, он ищет ребенка, а не равного? Куда честнее со стороны
Монтерлана было бы заявить, что у него, Монтерлана, нет равных; или точнее, что он не
хочет, чтобы они у него были; ему подобный пугает его. Во времена «Олимпийцев» он
восхищался строгостью спортивных соревнований, которые образуют иерархии,
исключающие возможность жульничества; но сам он не внял этому уроку; в дальнейшем
его творчестве и жизни герои его, как и сам он, уклоняются от всякого сопоставления; они
имеют дело с животными, пейзажами, детьми, женщинами-
«Девушки». 2 Там же. «Маленькая инфанта Кастильская». *'
245
детьми, но никогда — с равными. Некогда увлекавшийся жесткой ясностью спорта,
Монтерлан признает в качестве любовниц только женщин, вообще неспособных иметь
свое суждение, а потому ничем не угрожающих его пугливой гордости; он выбирает
«пассивных, похожих на растения», инфантильных, глупых, продажных. Он будет
систематически стараться не признавать в них сознание; стоит ему обнаружить малейший
признак его, он вскидывается на дыбы и уходит; о том, чтобы установить с женщиной
какие бы то ни было межсубъектные отношения, не может быть и речи: в мужском
