 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
пациента, сопереживает ему. Отсюда с неизбежностью следует вывод о приоритете пациента над какой
бы то ни было «психоаналитической техникой», а также о том, что нейтральная позиция
психоаналитика в действительности является грубейшей ошибкой. «Если психоаналитик настаивает на
бытии, на реальности и объективных научных фактах без какого бы то ни было личного отношения к
пациенту, он нанесет пациенту такую же травму, какая изначально привела к зарождению болезни»
(Guntrip, 1953, р. 119). По нашему мнению, это абсолютно справедливо.
Вместе с тем нет явных доказательств того, что практика твердо придерживается принципа, что
терапия — это взаимоотношения. Техники играют заметную роль. Конечно, в адрес теории объектных
отношений раздается множество критических замечаний. Например, Холт (Holt, 1985) в своей работе,
посвященной исследованию психоаналитической теории применительно к объектным отношениям,
называет ее кратковременным увлечением. В частности, он утверждает, что «Фэйрберн (Fairbairn, 1952a),
Гантрип (Guntrip, 1969) и Винникот (Winnicott, 1958)... усвоили множество ущербных частей
психоаналитической теории, поэтому вносимые ими исправления являются не более чем
косметическими... Кроме того... они столь же небрежно обращаются с очевидными фактами, с такой же
готовностью опираются на неспецифический «клинический опыт» как на приемлемую фактическую базу
для уверенных выводов, как и традиционные последователи Фрейда, которых они, по их собственным
заверениям, превзошли, хотя для этого нет достаточных научных оснований» (pp. 304-305).
И снова это последнее утверждение поднимает вопрос, который не раз уже был нами затронут:
многие последователи Фрейда (глава 1), а также Юнга (глава 2) склонны опираться на описания
единичных случаев, видя в них подтверждение правильности своей теории и практики вмешательства.
И снова проблема подобных «свидетельств психотерапевта» состоит в том, что «отсутствие
подтверждающих данных [со стороны пациента] может привести к субъективным искажениям» (Hill,
1989, р. 18).
Описанные здесь представления об объектных отношениях предполагают перекладывание
ответственности за любую патологию на мать. Без сомнения, матери играют важную, решающую роль в
росте и развитии ребенка. А как же отец, которого Фэйрберн (Fairbairn, 1954) именовал «родителем без
молочных желез»? Какова его роль? Является ли он чем-то большим, чем просто «безгрудое существо»?
Не может ли он также оказывать заметное, решающее влияние, хорошее или плохое? Гринберг и
Митчелл (Greenberg & Mitchell, 1983) обратили внимание на склонность некоторых теоретиков
объектных отношений, в частности Фэйрберна, Винникота и Гантрипа, считать новорожденного и
развивающегося ребенка «безвинной жертвой» в руках «мучительницы-матери». Они в шутку
утверждали, что, коль скоро вся патология проистекает от матери, основным источником
психопатологии должна быть Ева, которая столь недостойно повела себя в садах Эдема. Подобный
взгляд на патологию расценивается как «неубедительный и чрезмерно упрощенный» (Greenberg &
Mitchell, 1983, p. 181).
Возвращаясь к предшествующей главе об Адлере, давайте вспомним несколько его идей,
имеющих отношение к настоящей дискуссии. Адлер говорил о творческом «Я»: несмотря на нашу
подверженность влиянию окружения, творческая часть каждого индивида также имеет право голоса.
Учитывается ли подобное творческое «Я» в теории объектных отношений? Адлер также уделял
внимание сиблингам и их потенциальному влиянию на развитие личности. Что касается объектных
отношений, то их теоретики концентрируются исключительно на диаде мать—ребенок, полностью
исключая или сильно ограничивая влияние других членов семьи. Действительно ли этим влиянием
можно пренебречь?
Далее, насколько правомерно сопоставлять взаимоотношения между психоаналитиком и
пациентом с отношениями матери и ребенка? Игл и Волицки (Eagle and Wolitzky, 1982) утверждают, что
«взрослый пациент, пусть даже в состоянии расстройства и регрессии, все же отличается от младенца.
Следовательно, не стоит полностью уподоблять терапевтические взаимоотношения отношениям матери
и ребенка» (р. 371). К этому они добавляют следующее полезное утверждение:
«Основное сходство между взаимоотношениями родитель—ребенок и терапевтическими
отношениями состоит в том, что, как отмечает Струпп (Strupp, 1976), пациент находится в зависимых
отношениях, подвержен влияниям, неизбежным при таких отношениях и побуждается заменить
внутренний контроль и автономию на эти внешние влияния — процесс сродни социализации» (Eagle &
