 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
литературе. Так, приводя мнение Д.Мюллера о том, что А.Чехов в рассказе "Смерть чиновника"
описывает "человека, страдающего неврозом навязчивых состояний", исследователь
одновременно отмечает, что Червяков нисколько не сомневается в том, что его поведение
оправдано и обосновано, в то время как невротики с навязчивыми состояниями неизменно
мучаются такими сомнениями, ведущими к характерной внутренней борьбе" (там же, 284).
Аналогичным образом он полагает, что Гоголь в лице Акакия Акакиевича ("Шинель")
"изображает человека, который внешне выполняет свою работу как ананкаст, но внутренне
никаких анан-кастических черт не имеет" (там же, 287).
Работа Леонгарда представляет собой наиболее аргументированный и методологически
четко выраженный подход, который позволяет увидеть скрытого за
образом литературного персонажа реального (пусть и социально
дезадаптированного) человека.
Другие современные психиатры также приводят квалификации
героев художественного текста как психопатических личностей.
Так, поведение Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича (Гоголь -
"Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном
Никифоровичем") может быть обозначено психиатром как сутяжничество
(Семке 1991, 119); "имена Хлестакова ("Ревизор" Гоголя) и Барона
Мюнхгаузена (Э.Распе "Барон Мюнхгаузен") стали нарицательными", —
пишет М.И.Буянов (Буянов 1991), относя их, как и гоголевского Ноздрева
(он же 1993, 43), к истерическим лжецам. Чудик из одноименного рассказа
В.Шукшина "по характерологическому облику" расценивается психиатром В.Я.Семке как
"инфантильная (с чертами детской психики) личность с выраженным шизоидным радикалом"
(Семке 1991, 114). Ряд других персонажей Шукшина (Моня Квасов из рассказа "Упорный";
Митька Ермаков из рассказа "Сильные идут дальше"; Николай Григорьевич Кузовни-ков из
рассказа "Выбираю деревню на жительство") являются, по мнению психиатра, паранойяльными
психопатами (там же, 117) Аналогичным образом, поведение героя романа Достоевского
"Игрок" может быть рассмотрено как процесс застревания, вызванный болезненной страстью
(Kohan 1995).
Илье Ильичу Обломову ("Обломов" Гончарова) психиатр ставит диагноз депрессия
(Буянов 1989, 114), герои Ибсена - "это психопатические личности .. чаще всего параноики и
шизофреники" (там же, 174).
Такого рода примеров можно привести довольно много Так, рассмотренные психологом
Ф.Е.Василюком чувства и мысли Раскольникова (Достоевский "Преступление и наказание") до и
после совершения преступления (Василюк 1984, 161-176) позволяют ему дать описание модели
поведения, при котором нарастают внутренние противоречия и усиливается конфликт между
личностью и обществом (там же, 167).
Для нас же в такого рода анализах принципиально важен вопрос о соотношении вымысла
и реальности, точнее, вопрос о том, в какой степени реальность подвергается деформации в
художественном тексте.
Оценивая "поведение" Раскольникова как "невыгодное", Василюк прекрасно понимает,
что объектом его анализа является не реальный человек, а литературный персонаж При этом он
ставит ряд вопросов, которые являются актуальными и в плане настоящего исследования.
"Какую доказательность имеют данные такого анализа Может ли он (исследователь — В Б) в
принципе рассчитывать на выявление реальных психологических закономерностей, например, в
силу реализма изображения? Можно ли надеяться, что писатель, не выходя за пределы
психологической достоверности в изображении действий и переживаний, не искажает нигде и
психологических законов, т е. что все, описанное им, в принципе возможно и как
психологическая реальность? Занимаемся ли мы, исследуя психологические закономерности
поведения персонажей, реконструкцией реальности или чаще всего лишь реконструкцией
