 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
смерти родителей, она была следующей: «Жили-были король и королева. И был у них сын. Вот умер
король. А царство большое: слуг, воинов в нем очень много. Королева не любила своего сына. И
однажды велела слугам утопить его. А слуги пожалели его и отпустили. А королева про это узнала и
начала на них кричать, орать. Так накричалась, что сошла с ума. А королевич узнал про это и пошел в
замок. Стал он править царством. А королеву выгнали». В истории в аллегорической форме отражена
травмирующая семейная ситуация. После некоторых раздумий мальчик назначил королевой мать, врача
— королем, а себя — королевичем. Остальные, участвующие в игре, сверстники стали слугами. Так он
отреагировал на непосильный для него гнет дома, свергнув мать с ее трона амбиций и требований. Но
отца своего он не мог вернуть, что и отразилось в следующей его грустной истории: «Жил-был царь и
были у него три сына. Вот умер отец. И остались жить три брата. А когда царь умирал, он сказал своим
сыновьям, что за тридевять земель растет бамбук, да непростой — волшебный. Как несчастье случится,
оторвите лепесток, и все исполнится по-вашему. Поехали они искать его. Искали, да так и не нашли. И
остались они жить по-старому».
Другой мальчик 10 лет, которому мы поставили диагноз истерического невроза, после ухода отца
в первые годы жизни воспитывался матерью, математиком по профессии, женщиной повышенно
требовательной и принципиальной, а также бабушкой и прабабушкой, тревожными и опекающими.
Летом к бабушкам добавлялись две тети, и вместо отдыха мальчик находился в состоянии постоянного
нервного напряжения. Каждый его шаг выверялся, он ничего не мог сделать сам и всегда был в
сопровождении, по крайней мере, двух взрослых. Не в силах изменить отношение окружающих, он
периодически в состоянии аффекта устраивал сцены самоубийства. Но то шнурок был слишком
длинным, то коротким, то он не мог оттолкнуть ногами табуретку, то кто-то ему мешал
«сосредоточиться», и каждый раз его «спасали» в «последний момент». На бабушек это производило
необходимое воздействие, и на время ему переставали читать мораль и планировать каждый шаг. Затем
бабушки снова входили в «свою колею», и спектакль под названием «Уйду я от вас» повторялся снова.
Несмотря на явный демонстративный характер суицидальных попыток, нервное состояние мальчика все
ухудшалось, появились тики, и мы посоветовали матери лишить его «летнего отдыха» и взять к себе.
Однако с матерью ему не стало легче, он стал часто плакать и грустить. Мать не могла дать ему любви и
нежности, словно забывая о существовании этих чувств, продолжая принципиально воспитывать его
волю, «трезвую голову», как она сама говорила. Мальчик явно скучал по бабушкам, которыми он, хотя и
тяготился, но мог как-то на них влиять в отличие от матери, не терпевшей никаких фривольностей и
послаблений. Будучи не способным оказать влияния на мать, он впал в отчаяние, заявляя нам, что его
никто не понимает, он одинок на этом свете. Да и с мальчиками было ему нелегко, поскольку из-за
своего мягкого и обидчиво-ранимого характера он не мог постоять за себя и наладить
взаимоприемлемые отношения. С одной стороны, он хотел повышенного внимания к себе, признания, а
с другой стороны, ничего не мог сделать реального, чтобы упрочить свое положение. И его скорее
принимали в свою сферу общения девочки, считавшие «своим», чем мальчики, одним из которых он так
и не смог стать.
Расскажем и о двух юношах 21 года, обратившихся самостоятельно в разное время и просивших
оказать им помощь. Оба — студенты технического вуза, активные общественники, но внутренне
неуверенные в себе, страдающие от навязчивых мыслей о своей неполноценности, чувства одиночества
и затруднений в общении с девушками, не отвечающими им взаимностью. Оба не помнят отца,
поскольку в одном случае брак не был зарегистрирован, а в другом — рано произошел развод. У обоих
властные, гиперсоциальные и одновременно тревожные, гиперопекающие матери. Оба производят
впечатление потерянных и не нашедших себя молодых людей, испытывающих чувство эмоциональной
безысходности, страдания и печали, несмотря на все свои успехи в учебе. Один из них — наш бывший
пациент, лечившийся в 6-летнем возрасте по поводу заикания. Когда спустя 6 лет мы проводили
катамнестическое исследование эффективности групповой психотерапии, мать даже не впустила сына в
кабинет, сказав в полуоткрытую дверь, что у них все в порядке. Она явно боялась уменьшения своего
безраздельного влияния, продолжая по-прежнему заменять ему мир сверстников и восполняя заботой
все, как ей казалось, желания. Всепоглощающая опека и «привязывание» сына — следствие страха
одиночества у матери, не способной поделить сына ни с кем вне ее собственного, эгоцентрически
замкнутого и наполненного тревогами мира. Когда он пришел к нам в 21 год, то не смог преодолеть
