 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
немедленного начала военных действий.
А что же сделал генерал Мид? Совершенно противоположное тому, что было ему
приказано делать. Вопреки приказу Линкольна, он созвал Военный совет. Он колебался. Он
решительно отказался атаковать Ли. В конце концов вода спала и Ли увел свою армию за
Потомак.
Линкольн был в ярости. "Что это значит? - вскричал он в разговоре со своим сыном
Робертом. Великий боже! Что это значит! Он был уже в нашей власти. Стоило только
протянуть руки и они наши, но я никакими силами не мог сдвинуть нашу армию с места. В
таких обстоятельствах любой генерал смог бы разгромить Ли. Если бы я был там, то смог бы
захватить его".
Ужасно раздосадованный Линкольн сел и написал Миду нижеследующее письмо. Надо
помнить, что в этот период своей жизни он был крайне умерен и сдержан в своей речи. И,
следовательно, вышедшее из-под пера Линкольна в 1863 году письмо было равносильно
строгому выговору.
"Мой дорогой генерал, не верю, что вы не способны оценить весь размер несчастья,
заключающегося в бегстве Ли. Он был в нашей власти, и мы должны были принудить его к
соглашению, которым, учитывая другие наши недавние успехи, могла закончиться война.
Теперь же война может тянуться бесконечно. Если вы не решились атаковать Ли в минувший
понедельник, когда в этом не было никакого риска, как же сумеете это сделать по ту сторону
реки, куда сможете взять с собой не более двух третей имеющихся в вашем распоряжении
сил? Бессмысленно было бы ждать этого, и я теперь не ожидаю от вас каких-либо крупных
успехов. Ваш золотой случай упущен, и я безмерно огорчен этим".
Как вы предполагаете, что сделал Мид, когда прочитал это письмо? Мид никогда не видел
этого послания. Линкольн никогда не отправлял его. Оно было найдено среди бумаг
Линкольна после его смерти.
Я предполагаю - это только догадка - что, написав это письмо, Линкольн посмотрел в окно
и сказал себе: "Минутку. Может быть не стоит спешить. Легко мне сидя в тиши Белого Дома,
посылать Миду приказы вести войска в атаку, а если бы я был под Геттисбергом и видел
столько крови, сколько ее видел Мид за последнюю неделю, и мои уши пронзало столько
стонов и криков раненых и умирающих, может быть я тоже не так уж жаждал атаки. Если бы
у меня был такой робкий характер, как у Мида, возможно я поступил бы точно также, как он.
Как бы там ни было, время уже прошло.
Послав это письмо я отведу себе душу, но Мида это заставит искать оправдания, вынудит
меня осудить. Оно возбудит у него тяжелое чувство, помешает дальнейшему использованию
его как командующего и, возможно, вынудит его уйти из армии в отставку".
Итак, как я уже сказал, Линкольн отложил письмо в сторону, ибо на горьком опыте знал,
что резкая критика и выговоры почти неизменно оканчиваются ничем.
Теодор Рузвельт говорил, что когда он как президент сталкивался с какой-нибудь запутанной
проблемой, то обычно поворачивался и поднимал взгляд на большой портрет Линкольна.
Если бы он был на моем месте? Как бы он решил эту проблему? В следующий раз, когда вы
почувствуете искушение всыпать кому-либо по первое число, извлечем из кармана
пятидолларовый банкнот, посмотрим на изображение Линкольна на нем и спросим себя: "А
как бы поступил в данной ситуации Линкольн?" Известен ли вам какой-нибудь человек, кого
бы вам хотелось изменить, исправить, сделать лучше? Если да, то это великолепно. Я в
совершенном восторге. Но почему бы вам не начать с самого себя? Даже с чисто
эгоистической точки зрения это несравненно выгоднее, чем стараться улучшать других и,
между прочим, значительно безопасней.
"Когда человек начинает войну с самим собой, - сказал Броунинг, - он уже чего-то да
стоит".
