 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
страдающих откровенными патологическими расстройст-
вами) трудно постичь, что иллюзии и галлюцинации могут
представлять собой истинные в своем роде феномены, чья
истинность может быть обоснована посредством более чем
достаточных мотивировок. По сути дела даже в рамках
нормы существуют настолько «реальные» и впечатляющие
проявления бессознательного, что у субъекта возникает
инстинктивное чувство протеста против стремления других
усматривать в его ощущениях всего лишь ошибки органов
чувств или ложную игру воображения. Но именно ин-
стинкт в данном случае прав: ведь ощущения могут быть
направлены не только снаружи внутрь, но и, так сказать,
в противоположную сторону — когда внутренний процесс
не распознан как таковой, не интегрирован, и в результа-
те, как это часто бывает, оказывается «спроецированным»
наружу.
Как правило, сознание мужчины проецирует все исхо-
дящие из сферы бессознательного
(персонифицированного и облике женщины) ощущения,
образы и устремления на некое существо, воплощающее
его аниму, то есть на реальную женщину из плоти и
крови; с ней его отныне объединяет связь, по своей
интенсивности, непосредственности и прочности
аналогичная связи между сознанием и содержимым
сферы бессознательного. Таковы обстоятельства,
придающие аниме значение судьбы — значение, наме-
ченное в анализируемом сне в виде вопроса: «Как ты вы-
полняешь возложенную на тебя задачу, «миссию», ради
которой ты существуешь, которая является целью и смыс-
лом твоей жизни?».
Здесь мы сталкиваемся с проблемой индивидуации —
главным, ключевым вопросом судьбы, адресуемым челове-
ку; этот вопрос в ребяческой, невразумительной форме за-
гадки Сфинкс стал роковым для не сумевшего его правиль-
но понять Эдипа (трудно вообразить себе разумного
афинянина, который, присутствуя на представлении
трагедии, мог бы оказаться сбитым с толку «страшными
загадками» Сфинкс). Чтобы разрешить загадку, столь
зловещую в своей детской простоте и легкости, Эдип не
прибег к помощи разума; в результате судьба его оказалась
трагичной именно потому, что он решил, будто правильно
ответил на вопрос. Ему следовало отвечать самой Сфинкс, а не
ее обманчивой видимости¹.
В рассматриваемом сне анима появляется как квинтэссенция
летающей тарелки — подобно Мефистофелю, выступающему
как квинтэссенция пуделя². Мефистофель представляет собой
всего лишь часть Фауста; точно так же и анима служит всего
лишь частью целого, представленного таким трудным для
понимания образом, как «глубоководная рыба» округлой
формы. В данном сновидении анима играет роль посредника
между бессознательным и сознанием; этот образ, подобно
Сфинкс, двойствен, и воплощает, с одной стороны, чисто
инстинктивную, «животную» природу (тело), а с другой стороны
— природу сугубо человеческую (голова). В теле кроются
глубинные силы, определяющие судьбу, а в голове —
возможность сознательно воздействовать на них. Эта
фундаментальная идея позднее будет подтверждена на примере
созданной нашим рассказчиком картины. Анализируемый сон
использует выразительность мифологического языка, выдвигая
представление о потустороннем мире и об ангелоподобных су-
ществах, с интересом следящих за делами и поступками людей.
Так в образной форме находит свое выражение симбиоз
сознания и бессознательного.
Таково объяснение, кажущееся нам наиболее естественным и
удовлетворительным. Что же касается возможного
1) Для лучшего понимания этого места стоит привести следующую цитату из
статьи современного исследователя: «Во фрейдовской интерпретации мифа
об Эдипе нужно все поменять местами, чтобы добиться правильного
смысла: Эдип не потому претерпевает свою судьбу, оказываясь носителем
экстраординарного знания (загадка сфинкса) и экстраординарной власти,
что его неудержимо влекло к реализации
Эдипова комплекса, но
напротив: в убийстве отца и сожитии с матерью мифомышление, в
соответствии со своими имманентными законами, обретает символ для
характеристики его выходящего из нормы бытия» — С. С. Аверинцев.
«Аналитическая психология» К. Г. Юнга и закономерности творческой
фантазии. - О современной буржуазной эстетике, вып. 3, М., «Искусство»,
1972, с. 120. «Экстраординарность» бытия Эдипа, очевидно, заключалась в
неумеренной гордыне, «инфляции» (пользуясь термином Юнга), связанной с
недооценкой собственной сферы бессознательного, «анимы»
(персонифицированной в образе Сфинкс), которая не преминула ему
жестоко отомстить.
2) См. сцену «У ворот» в первой части «Фауста» Г¸те.
