 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
То, что на уровне бытия предстает как возможность реализации жизненных
необходимостей, как возможность жизнеутверждения, то на уровне сознания, точнее
одного, самого "низкого" его слоя "бытийного сознания", [10] предстает как
осмысленность жизни. Осмысленность жизни есть общее имя (получаемое на уровне
феноменологического описания) для целого ряда конкретных психологических состояний,
непосредственно опознаваемых в сознании в соответствующем ряде переживаний* от
удовольствия до чувства "оправданности существования", составляющего, по словам А.
Н. Леонтьева, "смысл и счастье жизни" (89, с.221). "Невозможность" также имеет свою
позитивную феноменологию, имя которой – бессмысленность, а конкретные состояния –
отчаяние, безнадежность, несбыточность, неизбежность и пр.
Поскольку жизнь может обладать различными видами внутренних необходимостей,
естественно предположить, что реализуемости каждой из них соответствует свой тип
состояний возможности, а нереализуемости – свой тип состояний невозможности. Каковы
конкретно эти типы необходимостей и эти состояния, предрешить нельзя – это один из
основных вопросов всего исследования. Можно только сказать, что в ситуации
невозможности (бессмысленности) перед человеком в той или иной форме встает "задача
на смысл" – не та задача на воплощение в значениях объективно наличного в
индивидуальном бытии, но не ясного сознанию смысла, о которой только и идет речь в
теории деятельности А. Н. Леонтьева, [11] а задача добывания осмысленности, поиска
источников смысла, "разработки" этих источников, деятельного извлечения из них смысла
и т.д. – словом, производства смысла.
Именно эта общая идея производства смысла позволяет говорить о переживании как о
продуктивном процессе, как об особой работе. Хотя заранее можно предположить, что
идея производства в разной мере и в разном виде приложима к различным типам
переживания, она является для нас онтологически, гносеологически и методологически
центральной. Онтологически потому, что продуктивность, а в пределе – творческий
характер переживания, является, как мы увидим в дальнейшем, неотъемлемым свойством
высших типов его. В гносеологическом плане потому, что согласно известному
марксистскому положению именно высшие формы развития изучаемого объекта дают
ключ к пониманию низших его форм. И наконец, в методологическом – потому, что в этой
идее, как ни в какой другой, сконцентрирована сущность деятельностного подхода в
психологии, методологическим образцом и ориентиром которого является марксово
представление о производстве и его сущностном "превосходстве" над потреблением (89,
Если на уровне бытия переживание – это восстановление возможности реализации
внутренних необходимостей жизни, а на уровне сознания – обретение осмысленности, то
в рамках отношения сознания к бытию работа переживания состоит в достижении
смыслового соответствия сознания и бытия, что в отнесенности к бытию суть обеспечение
его смыслом, а в отнесенности к сознанию – смысловое принятие им бытия.
Что касается соотнесения понятия переживания с понятием деятельности, то утверждение,
что необходимость в переживании возникает в ситуациях, не разрешимых
непосредственно предметно-практической деятельностью, каким бы совершенным
отражением она ни была обеспечена, как уже говорилось, нельзя понять так, что к
переживанию вообще неприложима категория деятельности и что оно, следовательно,
либо является вспомогательным функциональным механизмом внутри деятельности и
отражения, либо по своей "природе" выпадает из теоретико-деятельностной картины
психологической реальности. В действительности переживание дополняет эту картину,
представляя собой наряду с внешней практической и познавательной деятельностями
